Русский гигант КВ-1. Легенда 41-го года - страница 36

Капитана допросили. Как водится, набили морду за меткую стрельбу по борцам за Мировую революцию и толкнули прикладом в кучу других пленных офицеров. Судьба их была предрешена. Кто-то из молодых плакал, другой порывался поговорить с красным командиром, а большинство угрюмо молчали.

– Мужайтесь, господа, – густым пропитым басом призывал кавалерийский подполковник. – На Гражданской войне врага не щадят, как и мы не щадили.

За это откровение подполковника наградили крепким пинком и пообещали, что умирать он будет дольше всех. Когда группу обреченных вели за деревню, прибежал посыльный из штаба. Артиллеристам предложили перейти на службу в Красную Армию.

– Есть артиллеристы?

Трое офицеров шагнули вперед. Четвертый сплюнул и заявил:

– Я офицерской честью не торгую.

Непонятно почему, Журов показал на подполковника:

– Я тяжелой батареей командовал. Мне специалист по ездовым лошадям нужен.

Усатый подполковник удивленно посмотрел на капитана, но умирать желания не имел и был определен в гаубичную батарею ездовым.

В Красной Армии Журов прослужил до двадцать девятого года. Высоко его не двигали – все же бывший белый офицер, элемент ненадежный. Затем был уволен, в начале тридцатых принят снова, а когда в тридцать седьмом году начался процесс над маршалом Тухачевским, загремел на несколько месяцев в тюрьму, как пособник врага народа.

Журову повезло. Следователь попался опытный. Понял, что перед ним не более чем добросовестный артиллерийский командир, и отпустил его. Много всего переживший и навоевавшийся на разных фронтах капитан, вздохнул с облегчением. Считал, что навсегда распрощался с военной службой, устроился мастером в автотракторную мастерскую и погрузился в семейную жизнь.

Однако осенью сорокового года, когда в Европе вовсю гремела война, Журов был призван снова – это в сорок пять лет! Красная Армия нуждалась в специалистах по тяжелым гаубицам.

Стрельба из них была делом непростым, требовала долгой учебы, точных математических расчетов, и Журов снова надел военную форму все в том же звании капитан. После недолгой подготовки был назначен командиром взвода тяжелых гаубичных танков «Клим Ворошилов-2», чему не удивился. Привык служить, куда посылали.

Под Смоленском потерял напарника (взвод состоял из двух тяжелых машин), воевал в одиночку и прославился тем, что в одном бою уничтожил четыре немецких танка и бронетранспортер.

Немцы сначала удивлялись, глядя на невиданный громоздкий танк, считая, что на поле боя он будет хорошей мишенью. Но броня в 75 миллиметров и шестидюймовая гаубица развеяли иллюзии. Подбить «Клим Ворошилов» было сложно, зато его мощные снаряды (хоть бронебойные, хоть фугасные), проламывали любую броню или срывали башни.

Командир четвертой роты Журов был спокойным, невозмутимым человеком и раз в неделю обязательно отправлял домой письмо, если имелась возможность.

Танк содержался в порядке, экипаж знал свое дело, а в дополнение к пайку, в чугунном казане почти каждый вечер варилось что-нибудь домашнее: щи, каша со шкварками или уха. Смотря что удавалось раздобыть или выменять.

На такие ужины Михаил Филиппович Журов часто приглашал Федора Ерофеева и Савелия Лагуту. Проходя мимо, комбриг Зайченко обязательно останавливался и делал замечание:

– Ну вот, опять устроили посиделки! И конечно, со спиртом.

– Все в меру, товарищ подполковник. Ребята молодые, аппетит хороший, вот и организуем добавку к ужину.

Придраться к Журову было не за что. Танк был хорошо замаскирован в глубоком капонире, а двигатель, уровень масла и остальные механизмы проверялись ежедневно.

Не обладая многими качествами хорошего командира, Зайченко относился к Журову свысока. Ну и что, если научился за двадцать лет из гаубицы стрелять? Бывшего белогвардейца не переделаешь – за ним глаз да глаз нужен. Тем более возле врага народа Тухачевского отирался.

Комбригу не нравилось, что его мнение не разделял начштаба Воронин, который принципиально держался подальше от политики и не любил перемывать кости сослуживцам.

– Служил Журов у белых, ну и что теперь? У нас многие служили, а воюют на совесть.