– Андреич я… – хмуро поправил Алешка.
– Не велика разница, – хмыкнул Боднарук. – Нельзя быть во власти и не бороться за власть, ибо власть, дорогой, это такая игрушка, которая всегда кому-то нужна. Если вы решаетесь – не разрывайте связей с газетой. Пресс-служба Президента – контора очень серьезная, когда у вас появится возможность делиться информацией – тут же наладим сотрудничество.
– Правду скажу, Николай Давыдович: о пресс-службе Президента я узнал… от вас. Клянусь!
Боднарук ухмыльнулся:
– Но вы же брали интервью у Бурбулиса! А Бурбулис, дорогой, все решает с первого взгляда.
– Что «все»?!
– Все. И – за всех.
Алешка опешил:
– Я откажусь.
– Не откажетесь! От такой работы, дорогой, не отказываются.
Алешка похолодел:
– Так что, меня действительно выгнали?
– Не выгнали, Алексей Александрович, а передали из хороших рук в хорошие руки, учитывая пожелание руководства России.
– Могу идти, Николай Давыдович?
– Можете. Вы теперь все можете, дорогой…
В коридоре, даже у окна, где валяются окурки, никого не было.
«Выгнали! – Алешка плюхнулся в кресло. – Пинком под зад с переводом в Кремль…»
Он знал, что идти к Голембиовскому бессмысленно, Боднарук был идеальным заместителем главного: он действительно замещал Голембиовского, если сам Игорь Несторович не хотел мараться или тратить время на неприятные разговоры.
«Все равно пойду! – Алешка упрямо мотнул головой. – Хуже не будет!»
Он быстро спустился к себе в кабинет. Какое счастье, господи! Дверь закрыта, никого нет…
«Во-первых, звоню Бурбулису. Решили, блин, без меня, – ничего стиль? Без меня и меня же женили, я что, крепостной, что ли? Во-вторых, к Голембиовскому! Я писал заявление? Нет. Вот пусть и объяснит!.. В крайнем случае удовлетворит меня отказом…»
Игорь Несторович когда-то рассказывал Алешке, что в Малом театре был такой директор – Солодовников. Когда его только-только назначили директором, актеры шли к нему косяком: кто звание просил, кто квартиру, кто зарплату… Аудиенция продолжалась, как правило, одну-две минуты, и люди выходили от Солодовникова совершенно счастливые:
– Разрешил?!
– He-а, отказал. Но как!
«Я удовлетворил его отказом», – часто повторял новый директор…
Заорал телефон. Почему в редакциях телефоны не звонят, а именно орут? Алешка протянул руку и тут же отдернул ее. Нет, не до звонков сейчас, надо сосредоточиться. А телефон не унимался, он звонил так, будто хотел сказать что-то очень важное.
– Алло!
– Господин Арзамасцев? Как хорошо! Здравствуйте! Рад слышать! Это Недошивин, помощник Геннадия Эдуардовича… Помните меня? Радостная весть: Геннадий Эдуардович ждет вас завтра в час дня…
«Да что происходит, черт возьми!»
– Спасибо, – пробормотал Алешка. – Пропуск закажите, а то ведь не дойду…
– Ну что вы, Алексей Андреевич, как можно! Пропуск будет у меня в руках, а я встречу вас прямо на КПП, у Спасской башни…
Гейдар Алиевич родился в Нахичевани, в очень бедной семье; он рано потерял отца, рано стал (вместе с Джелалом, старшим братом) кормильцем огромной семьи, Гейдар Алиевич лучше всех знал родной Азербайджан, он с детства знал его окраины, он был от его плоти и крови: здесь, в Баку, Алиев имел три круга своих людей, именно так – три круга своих людей, но первый круг, главный круг, самые-самые близкие ему люди, те господа, бывшие товарищи, кто был рядом с ним все эти годы, кому он доверял, не мог не доверять, эти люди, самые-самые близкие, это важно, – почти все предатели – увы, почти все!
Закон возраста.
Алиев – Президент (он всегда Президент), кресло, то есть трон, за ним, за Алиевым, до века, но кто он, Гейдар Алиевич, без своей команды, без них, без его круга, без сподвижников – кто?
Хороший вопрос, да? Так они мыслят!
У них, у сподвижников, привычка мыслить именно так, чтобы хоть как-то (на его фоне, на фоне Президента) быть равновеликим ему, Алиеву… – хотя бы в собственных глазах!
Кто он без нас? То есть без меня? В светском государстве главную роль играет, конечно, «коллективный разум», – но кто объяснит тогда, почему Президент – из года в год – он, Гейдар Алиев, но не кто-то другой, не кто-то из нас («я», например)? Этот вопрос рано или поздно возникает… тихотихо… у всех, кто имеет в государстве хоть какие-то рычаги, у того «господина команда», кто изо дня в день волей судеб видит Президента так близко, что не может, просто не может не замечать его обидные слабости, просчеты, его старость…
