Русские мужики рассказывают - страница 46

Это была старая идея сектантов и старообрядцев - с миром уйти от обижающей и оскорбляющей власти, уйти туда, где не смогут достать руки хозяев страны и их опричников. Идея эта не раз уже за триста лет вызволяла русских людей: казаки, сектанты и старообрядцы создали на окраинах империи целые вольные провинции. Но то было при царях. У новой власти оказался иной нрав и иные обычаи. При большевиках в России не стало "тихих уголков", не стало и прибежища для свободного и независимого. Но в 1930-м истина эта еще не проявилась так явственно, как несколько лет спустя. Толстовцам мерещилось, что где-то на Алтае, в Сибири они еще смогут жить своей независимой трудовой жизнью, никому не мешая и не касаясь чуждой им советской действительности.

Похоже, что даже Чертков еще сохранял эту иллюзию. Он посоветовал руководителям коммуны "Жизнь и Труд" обратиться к властям с просьбой выделить землю где-нибудь подальше на Востоке страны. Он даже подал об этом заявление во ВЦИК. Его авторитет помог делу: двадцать восьмого февраля 1930 года Президиум ВЦИК обсудил вопрос о переселении толстовских коммун и артелей и протоколом номер 41, параграфом пятым акцию эту одобрил (То же самое советовал В.Г.Чертков сделать и сектантам духоборам и молоканам. Он рекомендовал духоборам внести в их заявление Советскому правительству след, абзац: "И если нельзя нам поехать к нашим братьям за границу, то дайте нам возможность жить коллективно на тех хозяйственных началах, которые согласны с нашими убеждениями. Если нельзя это сделать на месте нашего настоящего жительства, то облегчите нам переезд в какую-нибудь другую часть СССР, где бы мы могли жить, не нарушая нашей веры". Архив В.Г.Черткова, Библиотека им.Ленина, рукописный отдел, фонд №435.).

Для коммунаров началась пора встреч на высшем уровне. В основном делами переселения занимался П. Г. Смидович, но толстовцам случалось встречаться в эти дни и с В. Д. Бонч-Бруевичем, и с М.И.Калининым. Тридцать пять лет спустя Борис Мазурин, председатель совета коммуны "Жизнь и Труд", записал об этих встречах: "Всюду мы встречали хорошее к нам отношение". В 1930 формальный глава государства Калинин, бывший крестьянин, мало причастный к борьбе за власть, еще мог себе позволить хорошо относиться к мужикам, которые ничего другого не хотели, кроме как найти тихую пристань для спокойной крестьянской работы. Ведавший в ЦИК делами религиозных культов старый большевик Смидович также стоял в стороне от драчки за власть. Да и дни этого старого ленинца были сочтены, он относился к тем старым кадрам партии, которых Сталин спешил убрать со всех постов. Но даже эти сравните-льно либеральные чиновники, еще не успевшие потерять голову от страха, как два-три года спустя их продолжатели на тех же должностях, тем не менее оставались вполне советскими администраторами, не желающими уступать "чужим" ни дюйма завоеванной территории.

Одна из просьб, с которой обращались толстовцы во ВЦИК, состояла в том, чтобы орган высшей власти дал переселяющимся членам коммуны какую-то бумагу, которая разъясняла бы местным организациям, что в действиях новых переселенцев нет ничего злонамеренного, что переселяются они в соответствии с решением правительства и являются вполне лояльными, законопослушными гражданами. Толстовцы вполне справедливо полагали, что если на месте не получат такого документа, то новое пристанище коммунаров будет не более спокойно, чем старое. Борис Мазурин даже написал для Смидовича проект такого "защитительного" документа. Бумага гласила:

"...Ввиду того, что вышеозначенные переселенцы имеют свои определенные религиозные убеждения и вытекающие из них особенности быта и жизни, их необходимо учесть и предусмотреть в инструкции об условиях переселения, для того, чтобы избежать конфликта и недоразумения с представителями местной власти. Необходимо указать, что эти особенности не являются злонамеренными, корыстными или политическими действиями...

1. Переселяющиеся не могут принимать участия ни в каких повинностях, кампаниях, займах, связанных с военными целями, и самое главное, отказываются браться за оружие.