Любопытно, что во многих мемуарах проходит одно и то же наблюдение: рядовой состав гвардии идет на переворот неохотно, едва ли не под оплеухами (sis!); это воистину «верхушечный переворот»: никто из низов не переместился вверх, никто в верхах от того свою карьеру – судьбу не переменил; Зубовы не вернулись к положению державных властелинов, Яшвиль и Пассек не обратились в Орловых, ни один вахмистр Конного полка Потемкиным не стал; как ирония, выше всех вознеслись те камер-гусары, которых разбросали сабельными ударами у входа в спальню – взяты камер-лакеями к вдовствующей императрице; и в заминке с присягой, будь Александр чист, он мог, воззвав к войскам, по-карать заговорщиков грозно и страшно, очиститься разом; а и полуучаствуя, мог от них отряхнуться – лес гвардейских штыков был не их, скорее его. Он же показывает свою близость, сначала «княжеской», потом «лево-романтической» части заговора, оглашая в манифесте желание править по заветам бабки, а потом создав всероссийски известный «Негласный комитет» – имя то какое! – начисто обеляя заговор. Это уже давно ставит живописателей – кондитеров Благословенного в неудобное положение, участие – знание Александра I о заговоре настолько очевидно, что беспорочный бело-голубой ангел не проходит, надобно добавить еще и детского инфантилизма – не знает, что русские перевороты завершаются уничтожением венценосцев, традиция не признает отречения: сколько их уже было? – да уж штук до 6… Идя в толщу, перевороты рождали контрперевороты, на генералов – поручики, на поручиков – унтер-офицеры, и Орловы открывали путь Мировичам и Опочининым. Впрочем, это даже и странно не понимать Сыну Великой, воспитывавшемуся в буйном интриганстве и женского, и великого двора – через 10 лет, отдавая должное Александру Наполеон назовет его византийцем; через 11 лет Александр переиграет его на все сто в канун 1812 года и как дипломат, и как сверх того – политик.
Ради чего столь охотно склонялись Зубовы, перед кем пресмыкались, в условиях, когда Орловы все брали на себя, все к себе тянули, зачастую даже отталкивая слишком родственноопасных – памятен упрек генерала Вильбоа Григорию Орлову «почему мне не сказали – я всецело ваш!» – Зубовы согласились явившемуся с улицы Палену, сразу доверили ему свои связи, свое (и английское) золото, проводят на встречи с цесаревичем, как то описует Пален в доверительных рассказах. Пален интриган небольшой. Зубовы, в раздельности уступавшие Потемкину, Суворову, Григорию Орлову как Политик, Полководец, Гвардейский Идол, в то же время были велики по прикосновению к власти, по екатерининскому наследию-посылу; по цепкой, без медвежьих заломов, семейственности более малых и смирных. Впрочем сознаюсь, пишу это место скорее в удовлетворение Орловских и Потемкинских Рогоносцев. Занимаясь Зубовыми, в том числе и наихудшим из них, по искательности, двусмысленности приемов, по раздражающей современников адюльтерности карьеры – я обнаружил и дельного администратора и успешного военачальника, но все исполненное в приглушенных, камерных тонах, без ломающих костей разворотов, без брызжущей крови из-под содранных ногтей – см. мое перечисление деяний П. Зубова на потемкинском посту в Новороссии[2] – а не лучший ли это аттестат администратору, который все успевает «с 9 до 6», а и того менее, «с 12 до 3», дальше политика государственная обращается в дворцово-будуарную, но при великих государях только форму первой, может быть более интересную, где людская необузданность и своеобразие явлены ярче и глубже.
Кто поплатился?
Те, кто активничал: Пален, Яшвиль, Пассек – Зубовы остались как бы при «общественном осуждении»; это немало: сломались карьеры Платона и Николая, в отдалении, лондонской куртизанкой, любовницей короля Георга 4 доживает О. Жеребцова, снисходя и интригуя С. Волконского и А. Герцена; многое им рассказав, но кажется еще более утаив.
Но эта полуопала Зубовых имеет уже другой характер: устраняются не «заговорщики» как Пален демонстративным назначением на его посты преданного Павлу I М. И. Кутузова – отодвигаются проводники некоторой политической линии, некоторой традиции: качнувшись от Франции Александр отнюдь не уходит далеко, разрушается только антианглийская сторона взаимных отношений – что, добавим, означает утрату значительной части их смысла; заглатывая Индию, вгрызаясь в подбрюшье Евразии, Англия все более обращается в опаснейшего и главного противника России; по достижению Балтийских и Черноморских отдушин в Европу, первая из которых крепко схвачена Петром, вторая могла успешно перепасть между 1789 и 1815 годами с помощью Англии против Франции, или Франции против Англии – России в Европе делать нечего, если не ставить сумасшедших задач «всемирно-справедливого порядка» и т.т.т. через утверждение господства над курятником; Россия необоримо приросла Сибирью в 17 веке – Россия начинала всемирно-исторически прирастать Северо-Западной Америкой и Центральной Азией в 19-м…
