Однако без когтей и клыков мне бы все равно пришлось трудно. Тогда я пошел в пещеру отца и выломал резцы у тигриных черепов. По пять на каждую руку. Затем я взял крепкие куски коры и при помощи камня укрепил свои «когти» в древесной основе. Я воспользовался крепкой лианой, чтобы примотать оружие к рукам. Вторая встреча с нарушителями прошла удачно. Вскоре в джунглях заговорили о чудовище, сторожащем владения хромого тигра. Меня называли то тигриной тенью, то черной обезьяной, и очень боялись. Когда мои когти пришли в негодность, Багир рассказал мне, где взять настоящее оружие людей. В мертвом городе я нашел длинный листовидный кинжал, выкованный из темной стали. Кожа белой кобры, что охраняла сокровища, пошла на обмотку для его рукоятки. Но как правильно применить этот острый железный клык? И тогда Багир повел меня в другую часть мертвого города. Там, на огромной стене, обвитые лианами смотрели в вечность древние барельефы. Воины с разнообразным оружием в руках были высечены в покое и в движении. Багир сказал, что это — раджпуты, великие охотники людского рода. Среди фигур были воины с клинками, подобными моему. Так я начал учиться владеть оружием людей, а в джунглях говорили, что черная обезьяна отрастила себе железный хвост.
Вскоре я понял, что хороший страж не тот, кто способен победить любого противника, а тот, кто умеет хорошо угрожать и побеждает, не начав сражения. У животных для этого есть целый набор уловок. Однако я не мог поднять шерсть дыбом или выделить запах предостережения. А мои короткие человеческие клыки не шли ни в какое сравнение даже с клыками мелких хищников, не говоря уже о волках. Оставался голос. Я неплохо изъяснялся на кошачьем наречии, но большинство волков не понимали меня, то же самое можно было сказать о медведях, кабанах, птицах и змеях. Как угрожать кому-то, если тебя не понимают? И тогда Багир повел меня к старому дереву. Там, в сплетении могучих ветвей, обитал белый бандерлог. Это был одинокий старый самец. Времена его силы давно миновали, но он знал все наречья леса. Увидев меня, он засмеялся. «Черная обезьяна явилась к белой. Так должно было случиться! Йа-ха! Садись рядом, я стану учить тебя».
Прочие звери презирают обезьян за то, что те обитают на деревьях и питаются чем попало. Ненависть и презрение к непохожим свойственны и людскому роду. Однако обезьяны очень умны и легко постигают новое. Их недостатки — легкомысленность и трусоватость. Если бы не это, обезьяны давно захватили бы мир.
Седой самец научил меня восьми главным языкам леса. Теперь, обходя владения отца, я мог сказать любому нарушителю: «Остановись! Посмотри на этот железный клык, на эти полосы на моей коже. Я тигр! И эта тропа моя!»
Время шло, и вскоре тень тигра стала тигром, а могучий хищник, что некогда правил в этих краях, превратился в старую сказку. Большинство обитателей Джунглей не могут похвастать долгим веком. Для некоторых из них десять лет — целая жизнь. Именно столько раз желтая река набухала от зимних дождей с тех пор, как тигр услышал в лесу флейту торговца. Он был жив и еще силен, мой полосатый отец. Но довольная сытая жизнь сделала его медлительным и ленивым. Мои дела не слишком интересовали его, лишь бы приносил добычу. Иногда он капризничал и устраивал мне показательные скандалы с грозным ревом и оскаливанием клыков, но и только. Сам он тоже изредка охотился, но делал это, как махараджа-человек, для удовольствия. Он предпочитал гнать оленей по узкому каньону, ведущему к обрыву над водопадом. Там он останавливался и ждал. Если испуганное животное в исступлении бросалось на него, отец с удовольствием разрывал смельчака, а если олень, превозмогая страх высоты, прыгал вниз — подходил к краю пропасти и следил за падением тела.
Как-то раз особенно бойкому оленю удалось перепрыгнуть отца и скрыться в джунглях. В ярости Хромец вернулся в пещеру, где шакалы рассказали ему о моей очередной успешной охоте и о том, какой страх навел сын тигра на окрестности. С тех пор отношение ко мне изменилось. Я перестал быть слугой и превратился в соперника. До поры это почти никак не выражалось. Только умножились капризы. То ему не нравился зверь, которого я приносил, то вдруг тигр решал, что я потчую его мертвечиной. Я сдерживался, сколько мог, но однажды не выдержал и сказал ему, что он плачет, точно вшивый свиненок, которому не досталось материнского соска и что если он хочет, то может пойти охотиться со мной и посмотреть на мертвечину, которой я его потчую. Я едва успел уклониться от его удара. Тяжелая лапа прошла над моей головой, выщербив стену пещеры. Каскад искр ожег плечо. Я не стал медлить, перекатился, проскользнул мимо тигра и оказался у выхода из каменного мешка. Хромец повернулся ко мне. Обычному человеку показалось бы, что он сделал это очень быстро, но я-то видел, каким медлительным стал этот некогда стремительный хищник. Именно тогда у меня появилась мысль, что в настоящей битве с отцом у меня, пожалуй, будет шанс.
