), на которые тяготы войны легли непропорционально. Выше было отмечено неожиданное размежевание, наступившее между Суздалем и Ростовом. Судя по всему, Ярослав не стал насильно восстанавливать волостное единство. В это время на севере Владимиро-Суздальского княжества образовалась целая группа наследственных владений Константиновичей (Ростов, Кострома, Галич, Ярославль, Углич, Белоозеро)[379]. Возможно, горожанам Суздаля казалась более перспективной близость со столичным Владимиром, чем со все более удалявшимся от большой политики Ростовом[380]. Ярослав также расценил, что разоренный город сейчас удобнее всего отторгнуть от ростовского клана, да и правильнее было передать его более подготовленному правителю. Суздаль перешел ко второму Всеволодовичу — Святославу, владевшему ранее Юрьев Польским[381], а Ростов за собой сохранили наследники Василька Константиновича, Борис и Глеб[382].
Другого серьезного перераспределения держаний в княжестве не было. Иван Всеволодович закрепил за собой Стародуб[383], а остальные уделы, вымороченные после смерти Юрия Всеволодовича и его детей, разошлись между подрастающими Ярославичами[384].
В военно-политическом отношении земля была предельно ослаблена. Армия разгромлена, хозяйство разрушено, люди перебиты, разбежались или уведены в плен. Однако значение Владимира вовсе не упало. Он неизменно оставался гораздо более привлекательным местом пребывания для Ярослава Всеволодовича, чем своевольный Новгород, наделенный излишними демократическими институтами, или дряхлый Киев, далекий и непонятный. Вероятно, со стороны клубок проблем вокруг северо-востока казался несоизмеримо меньшим. Фактически имелся один враг — монгольский хан Батый. В Новгороде же приходилось противостоять сразу группе оппонентов: Тевтонскому ордену, Тартускому и Рижскому епископствам, Дании, Швеции, Литве и непокорным племенам Финляндии. На юге Руси князь всегда оказывался в центре конфликта между группами князей, где с одной стороны действовала коалиция Романовичей и Ростиславичей, а с другой — Ольговичей и Венгрии. Головоломные комбинации политической жизни в южнорусских землях и колониальные конфликты в северных областях могли казаться чуждыми целям укрепления могущества рода Юрьевичей, базирующихся на остававшихся до последнего времени мирными северо-восточных волостях.
* * *
Княжение Ярослава Всеволодовича в Киеве было непродолжительным. Прибыв в город весной 1237 г., он уже в конце того же года покинул юг Руси и бросился в Новгород собирать подмогу для своего брата Юрия, вступившего в смертельное противостояние с Батыем[385]. Помочь Северо-Восточной Руси Ярослав не успел. Возможно, новгородцы решили не давать ему воинов, а собственной дружины было явно недостаточно. Вступив во Владимир вскоре после ухода монголов (около марта 1238 г.), Ярослав оказался, можно сказать, у разбитого корыта. Здесь не было того, к чему он, возможно, стремился: здесь не было славы, величия и могущества, но были разруха, нищета, позор и укор. Ярослав решительно с привычной энергией окунулся в эти сложности, забыв на некоторое время о южных делах.
А Киев в это время захлестнула новая волна княжеской чехарды. Торопливо покидая древнерусскую столицу, Ярослав не оставил там преемника. Видимо, управление областью было передано союзному Владимиру Рюриковичу, находившемуся где-то поблизости[386]. Однако вскоре власть в регионе захватил Михаил Всеволодович Черниговский.
В источниках нет указания на то, что Ярослав завещал кому-то свои полномочия. Летописец Даниила Галицкого следующим образом описывает смену власти в Киеве:
«…и потомь приде Ярославъ Суждальскыи и взя Киевъ подъ Володимеромъ, не мога его держати, иде пакы Суждалю, и взя под нимь Михаилъ, а Ростислава сына своего остави в Галичи»[387].
В Воскресенской летописи содержится сообщение примерно того же характера:
«Ярославъ же, сынъ пвеликого князя Всеволода Юрьевича, пришедъ изъ Киева, седе на столе въ Володимери, ѧѩ а по Ярославле седе на Киеве князь Михайло Всеволодичь Чръниговьский»[388].
Такая поздняя летопись, как Густинская, вообще говорит, что Владимир Рюрикович сначала
