[222].
В самом по себе требовании Батыя, как отмечал Ю. В. Кривошеев, не было ничего необычного. Для монголов требовать от покоренных народов женщин себе «на ложе» было обычным, а если такое требование исходило от самого хана — даже почетным актом[223]. Однако реакция Федора оказалась непропорциональной и, видимо, изумила Чингизида, показалась ему оскорбительной:
«Безбожный царь Батый возярися и огорчися и повеле вскоре убити благовернаго князя Федора Юрьевича, а тело его повеле поврещи зверем и птицам на разтерзание; инех князей, нарочитых людей воиньских побилъ»[224].
Разумеется, мы не склонны связывать начало монгольского вторжения борьбой за честь княгини Евпраксии. Однако считаем, что какие-то общие отзвуки реальных событий эта история все же несет. Например, факт убийства русских послов в монгольской ставке не вызывает сомнений. Любопытно отметить, что даже Повесть не говорит о немедленном после отказа наказании Федора, но лишь «вскоре». Поводов для этой резни могло быть несколько. Причем дипломатическая неопытность княжича Федора, да и вообще всех рязанских князей, внешней политикой которых последние годы занимался исключительно суздальский сюзерен, могла играть не последнюю роль.
С другой стороны, не следует игнорировать и фактор большой межгосударственной интриги. Сепаратное соглашение Рязани с Батыем напрямую било по интересам Владимирского князя, который оказывался перед лицом еще более усилившегося врага: пропустив через свои земли монгольское войско, рязанские князья, скорее всего, вынуждены были бы к нему присоединиться. Фактически, отказавшись поддерживать рязанцев, Юрий Всеволодович оказался в положении, когда был заинтересован в подстрекании монгольской агрессии против них. Получился замкнутый круг интересов, в который были загнаны все властители Северо-Востока Руси необдуманными действиями Владимиро-Суздальского «замирителя».
На дипломатическом фронте монголы еще до начала войны одержали сокрушительную победу над русскими князьями. Среди виновников этого следует отметить то самое посольство, которое состояло из «жены чародеицы и двух муж с нею»[225] и было отослано рязанцами из Воронежа во Владимир. Вероятно, именно они окончательно склонили великого князя Юрия к необходимости отказаться от поддержки своих вассалов на юге. Аргументом могло служить то, что рязанские земли в значительной части составляют степные территории, то есть потенциальную зону интересов кочевников. Позволив монголам контролировать степь, Юрий мог считать, что сумеет отсидеться за Окским лесом, который Батый проходить не решится. На корыстные интересы и планы Владимирского князя в сообщении о разорении Волжской Болгарии в 1236–1237 гг. со всей очевидностью намекает недоброжелательный источник, копированный В. Н. Татищевым:
«Того же году [6744 (1236)] от пленения татарского многие болгары, избегши, пришли в Русь и просили, чтоб им дать место. Князь же великий Юрий велми рад сему был и повелел их развести по городам около Волги и в другие. Тогда многие советовали ему, чтоб городы крепить и со всеми князи согласиться к сопротивлению, ежели оные нечестивые татара придут на земли его, но он, надеяся на силу свою, яко и прежде, оное презрил. О, зависть безумная, по Златоусту, искал бо, егда татара других победят, великую власть получить, но за то от бога сам наказан, гордяйся бо, по пророку, смирится»[226].
Справедливости ради следует отметить, что переговоры Рязани, Батыя и Юрия Всеволодовича укладываются на очень ограниченном отрезке времени — не более месяца (до середины декабря 1237 г.) — и не могли содержать слишком сложных политических комбинаций или состоять из нескольких этапов. Скорее всего, Батый вел сепаратные переговоры с княжичем Федором до тех пор, пока не получил от своих представителей во Владимире известие, что Юрий не будет заступаться за Рязань[227]. Дальнейшие препирательства были бессмысленны, реки и болота замерзли, коалиции противника расстроены, а возможное сопротивление дезорганизовано. Следовало наступать, что Батый и собирался сделать, приказав убить русских послов в своей ставке.
