Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в. - страница 27
Послы Батыя, которых князья предусмотрительно не подпустили к оборонительным укреплениям своих городов, предложили рязанцам мир в обмен на десятину, вероятно ежегодную:
«И оттоле посла послы своя, жену чародеицу и два мужа с нею, ко княземъ и в конех, десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжихъ, десятое в пегих. Князи же Резаньстии Юрьи Инъвгоровичь, братъ его Олегъ [и Романъ] Инъвгоровичь, и Муромьскии и Проньскии, не пустячи к городомъ, [выидоша противу имъ в Воронажь]»[212].
О результатах этих переговоров судить сложно. О дальнейших действиях князей источники содержат противоречивую информацию, лишенную порою даже внутренней логики. Летопись излагает дело таким образом, что рязанцы сразу и наотрез отказались вести какой-либо диалог с монголами, но предложили им решить дело на поле брани («хотеша съ ними брань сътворити»[213]):
«И ркоша имъ князи: «…аще нас не будет всех, то все то ваше будет». И оттоле пустиша их къ Юрью в Володимерь, и оттоле пустиша от Нухле Татары в Воронажи. Послаша же рязяньстеи князи къ Юрью к Володимерьскому, просяще у него помоце, или самому поити»[214].
Остается непонятным, почему, если война признавалась неизбежной, было необходимо отсылать батыевых послов во Владимир, а за ними вдогонку посылать собственные просьбы о помощи. И по какой причине в таком случае князья вдруг разрешили («пустиша») татарам переправиться через Воронеж и вступить на рязанскую территорию — от Нузлы, занятой татарами ранее, в «Воронажи», то есть туда, где они встречались с татарскими послами (по некоторым предположениям, междуречье Лесного и Польного Воронежа)?[215] Тактическим ходом это назвать нельзя. Скорее всего, перед нами следы позднейшей модернизации событий, направленной на прикрытие неуклюжих действий князей накануне вторжения. Рязанцы, находившиеся фактически в вассальной зависимости от Суздаля, должны были действовать в рамках проводимой их сюзереном политики, то есть уступать, замирять и соглашаться с татарами. Вероятно, Юрий Ингваревич, встретив послов за городом, что могло быть признано дружеским жестом, немедленно согласился с требованиями Батыя и позволил его войскам переместиться для зимовки от Нузлы на Воронеж, где ждать послов от великого князя. Так как в Рязани считали, что самостоятельно (без согласия сюзерена) мирный договор с монголами они заключать не могут, то отослали парламентеров во Владимир, где и принимались важные внешнеполитические решения[216]. Однако расчет на заступничество со стороны Суздаля не оправдался. Великий князь Юрий предал рязанцев, хотя и сделал это перед лицом нависшей над всеми его землями угрозой, что в глазах летописца служит ему некоторым оправданием:
«Юрьи же самъ не поиде, [ни посла къ нимъ,] ни же пакы послуша князь рязаньскых молбы, нь самъ хоте особь брань сътворити.
Нь уже бяше божию гневу не противитися, яко же речено бысть древле Исусу Наугину господомь; егда веде я господь на землю обетованую, тогда рече:
«Азъ пошлю на ня преже вас недоумение и грозу и страх и трепетъ».
Також и преже сих отъять господъ от нас силу и храбрость, а недоумение и грозу и страхъ и трепетъ вложи в нас за грехы наша»[217].
Примечательно, что позднейшая «Повесть о разорении Рязани Батыем» предлагает более живописную версию событий, в которых центром произошедшего выступает не отказ Владимирского князя в помощи, а самостоятельные переговоры рязанцев с монголами. Согласно этому источнику, после того как «безбожный царь Батый» пришел «на Русскую землю» и остановился на р. Воронеж («ста на реце на Воронеже»), он «присла на Резань» к князю Юрию Игваревичу «