А я? Хоть кто‑нибудь рад, что я осталась жива? Нужна ли я кому‑нибудь в этом мире?
Я не заметил, когда мы выбрались на тропу. Фоил бредет впереди, понурый и жалкий, я еле тащусь за ним, и между нами нет мыслей ‑ только усталость и боль.
Я не посмел к ней прикоснуться. Рыцарь Норт разжал ее пальцы, закостеневшие на узде, и опустил ее прямо на камень. И когда он держал ее на руках, темнота шевельнулась во мне.
Фоил замер ‑ без мыслей, только страх. Я подошел, и он прижался ко мне.
Фоил!
Трепет страха под тонкой кожей. Длинное умное бархатное лицо, я сжимаю в руках его голову, заглядываю в глаза ‑ черные пустые глаза без единой мысли. Фоил, все кончилось. Оно умерло. Оно не догонит. Фоил!
Слабая‑слабая мысль, как дальнее эхо:
Онои.
Все хорошо, Фоил. Не надо бояться.
Полная страха, но уже связная мысль:
Онои, люди. Три. Хотят убить.
Они просто боятся, Фоил. Я позову. Они помогут.
‑ Эй! ‑ кричу я. ‑ Кто здесь?
Тишина. Легкое движение вон там, возле скалы.
‑ Я безоружен, ‑ говорю я устало и поднимаю руки. ‑ Мы прошли через огонь, и нам нужна помощь.
Человек отделяется от скалы. Он увешан оружием и все равно он меня боится.
‑ Я ‑ Черный всадник, ‑ говорю я ему. ‑ Вы знаете обо мне.
Он кивает и делает знак рукой, и еще двое выходят из‑за скалы.
‑ Мы перешли Тарон ниже Цветного ущелья, ‑ с трудом говорю я им. Оно шло за нами от реки. На осыпи я от него оторвался, но оно нас догнало на середине горы. Нам пришлось прорываться перед огнем. Мы успели ‑ оно нет.
‑ Рода?
Он смотрит недоверчиво, и я киваю.
‑ Увидите... на гари. Помогите, ‑ прошу я совсем тихо, и сильные руки не дают мне упасть.
Если бы мы благополучно явились к локаям днем, нас бы, скорее всего, не пустили в поселок. Но нас притащили полуживых, отравленных дымом и обожженных, а раз уж мы ночевали под чьим‑то кровом, то из путников превратились в гостей.
Ортан знал, что делает.
Третий день я не вижу Ортана.
Я не верю, что он нас бросил.
Третий день мы в поселке локаев. Отдохнули, объелись и слегка залечили ожоги. Здесь спокойно. Здесь простая, почти привычная жизнь. Здесь охотятся, трудятся на полях, стряпают и рожают детей. Странная жизнь, к которой так трудно привыкнуть. Жизнь, к которой незачем привыкать.
Война доползла уже до Илира. Илирцы и мы всегда враждовали, когда‑то не пришли к нам на помощь ‑ теперь никто не поможет им. И скоро наверное, все‑таки скоро ‑ война доберется до этих мест, и локаи так же исчезнут, как мы.
Боль, тупая, как в старой ране. Я не узнаю, как пала Орринда. Я ничего не узнаю о тех, кто когда‑то дрался со мной рядом и кого я бросила в трудный час. Может быть, это лучше, что я не узнаю...
Норт и Джер отправились на охоту, а Илейна прячется в доме. Стыдится обгорелых волос и волдырей на лице или просто хочет поплакать. У нее есть на это право ‑ ее горе не выплакано и свежо.
А вот я совсем разучилась плакать. Я плакала, когда убили отца, но с той поры прошло целых восемь лет.
Мне было семнадцать, когда убили отца, а Эрду семь ‑ как странно подумать: я была лишь немного старше Илейны, а мне пришлось стать хозяйкой Обсерваты ‑ правителем края и военным вождем. И Штурманом ‑ исполнителем обрядов и наблюдений. Я как‑то справилась с этим, а Эрда я воспитать не смогла. Наверное, его отравила война. Со дня рождения она окружала нас, она наползала на Обсервату, все ближе и ближе с каждым днем. Мой мальчик рос дикарем и солдатом, теперь‑то я знаю, что он был прав ‑ зачем обреченному лишние знания? О, если б я знала, что он обречен!
Проклятое бесслезное горе. Царапает горло тупыми когтями, и нечем его облегчить. Я и тогда не сумела заплакать. Мой мальчик, мой брат, последний в нашем роду, ведь я ‑ Штурман в юбке, некрасивая старая девка, которой не суждено никому дать жизнь.
Я не спеша ухожу от поселка. Вверх по тропинке, сквозь густые кусты, мимо ручья. Я не боюсь ‑ со мною мой самострел. Если бы мне еще хоть немного надежды!
Страшно быть последней в роду. Страшно хранить в голове последние крохи знаний. Страшно знать, что все исчезнет с тобой, потому что оно уже никому не нужно...
Тропинка легла на наклонный лужок и вдруг оборвалась зубчатым гребнем, и там, за внезапной стеной обрыва раскрылся огромный и грозный мир.
