– Только после того как я узнал подробности о вас от жителей Далтона. Вас там прекрасно помнят, дорогуша. Потому что тогда вы не только целовались с местными парнями. Я ничего не путаю?
– Вы прекрасно информированы, зачем меня спрашивать?
– Вы делали значительно больше. Она немного попятилась и отвернулась:
– Теперь я не такая.
– Почему? Мне думается, вы чертовски хорошо проводили время. В Далтоне до сих пор треплют языками насчет вашей поездки в красном «Мустанге»-кабриолете. Тогда вы выставляли на всеобщее обозрение голые сиськи, но стоило мне вас коснуться, как вы сбежали сломя голову.
Она хотела обойти его, но он сделал быстрый шаг в сторону и перехватил ее.
– Вы позволяли всем этим сексуально озабоченным ковбоям пускать слюни, глядя на вас на родео. И их папашам, дядям и даже дедушкам.
– Прекратите!
– И вы ведь отдавали себе в этом отчет, так? Вам нравилось, что они кончают прямо в джинсы.
– Вы ничего не знаете…
– А чего тут знать. Для таких, как вы, имеются довольно некрасивые названия. Но это не мешает нам хотеть того, что вы так широко рекламируете. Сколько сердец вы разбили, прежде чем нацелились на Раймонда Кольера?
– Не смейте…
– Когда же роман вам надоел, вы убили своего любовника. А теперь, значит, вам не нравится, когда вас «обхаживают»?
– Да!
За ее криком последовала гулкая тишина. Ренни отвернулась от него и прислонилась к столу. Закрыла ладонью рот, простояла так несколько мгновений, забыв, что делать с руками. Довольно странная для хирурга рассеянность. Она скрестила их на груди и ладонями сжала локти Затем вытерла ладони о бедра. Наконец, взяла посудину с курицей и сунула ее в духовку. Поставила таймер и снова принялась резать помидоры.
Вик продолжал наблюдать за ней с сосредоточенностью канюка, кружившего над трупом рыси. Он не хотел менять тему. Ему хотелось хоть на мгновение увидеть настоящую Ренни Ньютон.
– Что случилось в тот день в кабинете вашего отца? Нож с силой стукнул о доску.
– Разве Уэсли не поделился с вами?
– Я читал полицейский отчет.
– Тогда в чем дело?
– Оттуда ни черта не ясно. Я хотел бы услышать, что произошло, от вас.
Она закончила резать помидоры и вымыла нож. Вытирая его полотенцем, она саркастически взглянула на Вика.
– Любопытство мучает?
– Не надо так, – попросил он, стараясь удержать в узде свою злость. – Вы же знаете, я не потому спрашиваю.
Она оперлась руками о стол.
– Тогда почему вы спрашиваете? Объясните, с какой стати вам так важно знать, черт побери, что случилось?
Он наклонился, чтобы приблизить к ней свое лицо.
– Ты знаешь почему, Ренни, – прошептал он.
Не понять его было невозможно, но на всякий случай он положил свою руку на ее пальцы и сжал их.
Она опустила голову. Прошло с полминуты, прежде чем она отняла у него руку.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, Вик.
– Под «этим» вы имеете в виду треугольник: вы, я и Лозадо?
– Нет никакого треугольника.
– Вы знаете, что это не так, Ренни.
– У вас были счеты между собой задолго до моего появления.
– Да, но появилось новое измерение.
– Я не хочу участвовать в вашей вражде, – возмутилась она.
– Тогда почему вы уехали из города?
– Мне надо было немного отдохнуть.
– Вы узнали, что Лозадо выпустили из тюрьмы И вы сбежали сюда за несколько часов до его освобождения. Такое впечатление, что вы здесь от него спрятались.
Зазвонил его сотовый. Вик взял его, прочитал номер звонившего и вполголоса выругался.
– Все равно придется когда-нибудь это вытерпеть. – Он прошел вместе с телефоном через гостиную, вышел на веранду, сел на качели и только тогда ответил: – Слушаю.
– Где ты, черт побери, шляешься?
– Ни тебе здравствуй?
– Вик…
– Ладно, ладно. – Он тяжело вздохнул. – Я больше не мог переносить больницу, Орен. Ты ведь знаешь, я с трудом выдерживаю бездействие. Еще один день, и у меня совсем бы крыша съехала. Вот я и сбежал. Взял машину у твоего дома и почти всю ночь ехал. Приехал в Галвестон утром, где-то около пяти, так я думаю. Почти весь день проспал, прекрасно отдохнул, слушая прибой. В больнице так не получалось.
После многозначительной паузы Орен заявил:
– Твоя халупа в Галвестоне заперта.
