Грейс всунула голову в дверь и вопросительно посмотрела на Орена. Он жестом предложил ей зайти. Она села рядом с ним на диван и положила голову ему на плечо. Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Каждый раз, когда Орен думал, что Лозадо мог с ней сделать, если бы захотел, он немножко умирал. В трубку он сказал:
– Что же, по крайней мере мы знаем, что он в Галвестоне. Мы уже всех известили.
– Надеюсь, их предупредили об осторожности. За что его можно арестовать?
– Он сегодня звонил и говорил пакости, вы с доктором Ньютон можете подтвердить, что он ее преследует.
– Слабовато, Орен.
– Больше ничего нет.
– Ладно, сейчас пойду и приглажу перышки Питерсону, – сказал Вик. – Пока.
Повесив трубку, Орен рассказал Грейс о последних событиях.
– Как это переносит доктор Ньютон?
– Вик говорит, что она молодец. Чистюля.
– Она ему нравится.
– Ему ее внешность нравится, – буркнул Орен.
– Думаю, на этот раз он по-настоящему влюбился.
– Влюбился? – Он фыркнул. – Что тут нового? Вик влюбляется в каждую бабу, с которой переспит. Его романы начинаются с эрекции и кончаются оргазмом.
– Он что, один такой? – засмеялась она. – Таких полно, почти все такие.
– Только не я.
– Ты не все.
Он снова поцеловал ее.
– Я соскучился по девочкам.
– Я тоже. Я сегодня с ними разговаривала. Они прекрасно проводят время. Мама их всячески развлекает, но им не хватает друзей, так что они уже спрашивают, когда смогут вернуться домой.
– Скоро не получится, Грейс. Пока есть хоть какой-то шанс, что Лозадо…
– Я знаю, – сказала она, похлопав его по спине. – И я полностью с тобой согласна. Я девочкам все объяснила.
– Они поняли?
– Может, и не совсем, но поймут, когда сами станут родителями. А теперь пошли в постель.
– Я не могу сейчас спать. Мне еще надо вернуться в офис.
Она встала и потянула его за руку:
– С какого это времени мы с тобой только спим в постели?
– Прости, милая. Я слишком устал, чтобы хорошо себя проявить в этом смысле.
Грейс наклонилась, поцеловала его и сказала, призывно улыбаясь:
– Положись на меня.
– Там женщина-полицейский на кухне.
– Мы с ней душевно поговорили. Нас никто не побеспокоит, разве что в случае крайней необходимости.
Идея показалась ему соблазнительной, но, взглянув на часы, он нахмурился:
– Я обещал через полчаса вернуться. Грейс улыбнулась и потянулась к нему:
– Мне нравятся трудные задачи.
За свой стол в управлении Орен вернулся через сорок пять минут и, хотя он даже не вздремнул, чувствовал себя посвежевшим после получаса в постели с Грейс. Господи, как же он любил эту женщину.
Даже не спрашивая, он сразу понял, что никаких вестей из Галвестона нет. Если бы были, ему бы позвонили или прислали сообщение на пейджер. Но он все равно спросил.
– Ничего, – ответил другой детектив. – Но там вон тебя какой-то парень ждет.
– Какой парень?
– Вон тот.
Раздрызганный человек в очках, сидящий в углу, ссутулив плечи, с таким остервенением грыз ногти, что казалось, он не рассчитывал когда-нибудь иметь возможность поесть.
– Чего он хочет?
– Не говорит.
– Почему ко мне?
– И этого не говорит. Настаивает, что должен поговорить с тобой и только с тобой.
Орен снова посмотрел на замухрышку, но только лишний раз убедился, что никогда его раньше не видел. Наверняка бы запомнил.
– Как его зовут?
– Это любопытно. Плакса Сойер. Так он представился.
Ренни приподнялась на локте. Последние полчаса Вик стоял у окна. Он стоял неподвижно, одна рука на оконной раме сверху, вторая опущена вниз. В этой руке он держал пистолет. Опирался он в основном на левую ногу, щадя рану.
– Что-нибудь не так? – шепотом спросила она. Он взглянул на нее через плечо:
– Да нет. Прости, что побеспокоил.
– Ты что-нибудь слышал…
– Нет, ничего. – Вик вернулся к кровати и положил пистолет на столик. – Иногда мелькают полицейские, а в остальном все тихо.
– Ничего о Лозадо?
– Ни звука. Хоть бы этот сукин сын появился, и все бы закончилось. Ожидание сводит меня с ума. – Он лег рядом с ней и закинул руки за голову.
– Который час? – спросила Ренни.
– Еще целый час до восхода. Ты хоть поспала?
– Подремала.
– Я тоже.
Ради микрофона, болтающегося у него на груди, они оба врали. Они всю ночь лежали рядом, молчаливые и напряженные, спать они не могли, но по разным причинам не желали в этом признаваться.
