– Твое демонстрационное появление было совершенно неуместным!
– Как раз совершенно уместным. Именно так поступают мужчины. Мы же все, как бешеные псы во время собачьей свадьбы.
– Нет, я просто поверить не могу, что ты назвал его «Чак»!
– Но ведь схема «мамин-папин магазин» – это отнюдь не «пятьдесят на пятьдесят», правда же? Вы с ним никогда не стали бы полноправными партнерами. Да на него достаточно взглянуть, и все сразу понятно. Или я ошибаюсь?
Он не ошибался.
Было слышно, как сигналят машины на Парк-авеню, выезжая с боковых улиц. Вокруг кипела и бурлила жизнь большого города. Кейт снова оглянулась на окно демонстрационного зала. Мистер Чарльз что-то разъяснял собравшимся. Ничего, завтра Мейв наверняка все ей подробнейшим образом изложит.
И Кейт снова резко нажала на кнопку вызова лифта. И еще раз, и еще.
– Извини, – сказал Патрик, и на мгновение Кейт подумала, что он извиняется за то, как обошелся с мистером Чарльзом, но он пояснил: – Извини, но я сегодня исповедался перед отцом Джоном. И упомянул о той ночи. Мне показалось, что надо бы тебя предупредить.
На Кейт его слова подействовали как пощечина.
– Ты не имел права!
– У меня не было выбора.
– Патрик. Пожалуйста. Не надо здесь выяснять отношения. Я здесь работаю.
Он, обернувшись через плечо, посмотрел в сторону демонстрационного зала. Весь персонал «Chez Ninon» собрался вокруг мистера Чарльза, но мистер Чарльз через открытую дверь смотрел только на Кейт, стоявшую в коридоре.
– Все, я иду по лестнице, – быстро сказала она и, открыв дверь, бросилась вниз.
– Кейт, остановись, пожалуйста!
Шаги у Патрика были гораздо шире, чем у нее, и бегал он быстрее. Так что он успел поймать Кейт до того, как она успела выскочить на улицу. Оба тяжело дышали. Патрик заботливо вытер носовым платком ее лицо, мокрое от слез, и сказал:
– Кейт, послушай: отец Джон говорит, что ничего особенного не случилось. Он говорит, чтобы мы попросту выбросили все это из головы. Несколько «Аве, Мария», «Отче наш», четки – он так любит перебирать четки, – и надо выбросить это из головы, пока мы не поженимся. Ведь он же бывший футболист. Он все отлично понимает, клянусь святым Петром!
На лестнице было темно и сыро. Лестница словно служила чистилищем между миром Хозяек и миром Кейт. Жаль, думала она, что у меня нет ни капли «Шанели № 5»; я бы с удовольствием воспользовалась духами, чтобы не чувствовать, как отвратительно тут воняет. Патрик обнял ее.
– Отец Джон за нас порадовался, Кейт. Правда, порадовался. Если за свои грехи мы попадем в ад, то он отвезет нас туда на моей «Роуз». Ему тоже очень нравится ее «олдсмобильность».
Патрик открыл дверь, за которой шумела Парк-авеню. В час пик эта улица не отличалась элегантностью, и над ней висел просто чудовищный рев машин. Патрик снова быстро закрыл дверь и сказал:
– Вот в чем проблема: мне очень хочется тебя поцеловать, но я дал слово отцу Джону. А ждать, пока мы усядемся в каком-нибудь битком набитом кафе, мне совсем не хочется.
И он вытащил из кармана пиджака коробочку. Из черного бархата, слегка потертую.
– Пег сама его купила, когда наша мясная лавка начала приносить приличный доход.
Сколько бы Патрик до этого ни пыжился, сейчас он выглядел крайне неуверенно. В коробочке оказалось тоненькое золотое колечко – собственно, крошечный осколок бриллианта в простенькой оправе. Металл за много лет почти совсем истончился.
– Патрик, я же сказала, что подумаю.
– Я знаю. Но почему бы тебе не подумать, надев это колечко? Привыкай к нему. Посмотри, как оно выглядит у тебя на пальце. Надень его и проверь, каковы будут твои ощущения, когда мы поедем покататься на «Роуз». А я сяду за руль.
И Патрик надел старенькое колечко Пег ей на палец. Руки у Кейт отекли, и колечко сидело слишком туго.
– Я думаю, из тебя получится великолепная жена мясника. Пег очень любила наш магазин, правда, любила.
«Мамин-папин магазин», вспомнила Кейт.
На мгновение ей снова захотелось убежать. И тут Патрик все-таки ее поцеловал.
