– Спасибо вам, доктор. Спасибо за все. Вы очень хороший человек.
И Кейт поняла, кто это. Тот самый священник[43], который пытался бороться с расовой дискриминацией и хотел отменить закон, запрещающий чернокожим ездить на автобусах для белых. Это был действительно очень хороший человек. И очень смелый.
На следующей остановке в вагон втиснулись двое студентов колледжа. Кейт заметила, что девушка одета очень аккуратно, на шее жемчуг, на ногах фирменные кожаные туфли: наверняка «Colambia University». Юноша – вообще-то он казался совсем мальчишкой – был в помятых и плохо на нем сидевших брюках цвета хаки, а его куртка из секонд-хенда явно нуждалась в чистке. Этот, разумеется, из местного муниципального колледжа. Свободных мест не было, что, похоже, расстроило молодого человека. Он и девушка буквально обвились вокруг металлической стойки рядом с Маленьким Майком. Казалось, они вот-вот упадут на ребенка, и Кейт, невольно притянув племянника к себе, стала смотреть в окно. Мир пролетал мимо, словно в немом фильме; рамки сменяющих друг друга кадров то исчезали, то появлялись вновь. Но происходящее на экране не сопровождалось звуками фортепиано; Кейт слышала только ритм собственного дыхания и дыхания Майка.
– Эй, Африка, следующая конечная! – громко сказал молодой человек.
Он явно пытался устроить сцену. Кейт притворилась, что ничего не слышит. Человек в котелке, казалось, хотел что-то сказать нахальному юнцу, но передумал. Из-под колес поезда, постукивавших по рельсам, летели искры. Кейт пересадила Маленького Майка к себе на колени – на всякий случай подальше от молодой парочки. Теперь вагон был весь залит солнечным светом – этот участок пути нравился Маленькому Майку больше всего, потому что проходил по поверхности, а не под землей. Кейт сказала, глядя в окно:
– Смотри, Майк, вон птицы. Чайки.
– Ястребы? – Маленькому Майку очень нравились ястребы.
– Нет, просто чайки.
Ответ Кейт мальчика, похоже, немного разочаровал, но он все же стал с интересом смотреть, прислонившись к ней и обняв ее за шею. Где-то далеко внизу, под ними, виднелась река; на берегу стояли люди в рабочих комбинезонах.
– Как ты думаешь, кто эти люди? – спросила Кейт. – Может быть, юристы?
Маленький Майк покачал головой и уверенно ответил:
– Нет, это члены профсоюза.
Большой Майк тоже явно дал сыну несколько уроков.
– Насчет членов профсоюза ты хорошо определил, – похвалила мальчика Кейт, не отрывая взгляда от холодной речной синевы, от рабочих на берегу, от пронзительно кричащих чаек. Проповедник повернулся к ним и улыбнулся. Кейт улыбнулась в ответ.
– Какой у вас чудесный галстук, сэр, – вдруг сказала она и умолкла, не зная, что еще сказать.
– Спасибо. Галстуки – моя слабость.
Когда Кейт и Маленький Майк, наконец, добрались до «Chez Ninon», помещение мастерской оказалось буквально забито безголовыми манекенами, но никто не работал. Из Англии прислали розовое букле для того самого костюма. На рабочем столе вздымались океанские волны букле всех оттенков розового. И каждый наклонялся поближе, чтобы как следует рассмотреть ткани, которые прямо-таки пылали розовым светом.
– Красивенько, – сказал Майк.
– Нет, – возразила Кейт. – Потрясающе!
На каждом образце имелся коричневый картонный ярлык «Линтон Твидз». Это было необходимо для инвентаризационного контроля. На каждой картонке кто-то аккуратно, печатными буквами написал название ткани, ее номер и номер заказываемой модели. Заказчик был обозначен как «Шанель», поскольку права на эту ткань принадлежали ей, и она лишь временно передала их «Chez Ninon». Указана была также сновальщица и ее имя: Энн; там же стояла ее подпись. Как и подпись ткачихи по имени Сьюзен. Как и подпись штопальщицы, имя которой было написано веселым округлым почерком. Самое удивительное, ее звали тоже Кейт.
