Мистер Браун узнал Кейт, вспомнив, видимо, как она приходила сюда с Патриком в прошлую пятницу, и, ни о чем не спрашивая, налил ей маленькую кружку. Некоторые музыканты явно были родом из Корка. Кейт сразу узнала знакомый говор – такой акцент ни с чем не спутаешь. Она отпила глоток пива и тут заметила Патрика Харриса; тот стоял, прислонившись к стойке бара, в дальнем конце комнаты. Рядом с ним крутилась какая-то женщина; Кейт никогда раньше ее не видела. Платиновая блондинка; волосы зачесаны высоко наверх; на шее поверх черного кашемирового джемпера – нитка искусственного жемчуга. Должно быть, одна из его знакомых телефонисток, подумала Кейт. Выглядит как драная кошка.
Кейт никак не ожидала увидеть Патрика Харриса в обществе другой женщины. Абрикосовый ликер. Шерри. Сладкое печенье. Глоток пива. Всего этого, видимо, оказалось слишком много. А когда Патрик наклонился к спутнице и что-то шепнул ей на ухо, Кейт почувствовала, как в горле у нее поднимается тошнота. Она швырнула на стойку бара мелочь для мистера Брауна и, резко развернувшись, поспешила к выходу. И тут Патрик, наконец, ее заметил. И весь просиял, отчего Кейт страшно смутилась. Он явно был очень рад ее видеть, хотя рядом с ним и стояла та блондинка. И Патрик тут же стал проталкиваться навстречу Кейт сквозь толпу, а блондинка стояла у стойки и смотрела, как он уходит. Глаза у нее были густо подведены; на губах – белая «изморозь» модной помады. Господи, что за вид, подумала Кейт.
Добравшись, наконец, до Кейт, Патрик тут же притянул ее к себе. Вместе с пакетом от Шанель, который вклинился между ними.
– Какой приятный сюрприз! Я прямо обалдел, когда тебя увидел!
И Патрик, навалившись на перегородку, поцеловал Кейт в обе щеки. Словно того вечера никогда и не было. Кейт не могла бы сказать, какого именно приветствия она ожидала, но себя она сейчас чувствовала полной дурой. От Патрика пахло тем же одеколоном, которым обычно пользовался ее отец, собираясь в церковь: немного старомодный запах с сильной нотой сандала. Обычные мясники вряд ли, пожалуй, пользуются таким одеколоном, подумала Кейт. Блондинка по-прежнему стояла у стойки бара и так внимательно следила за каждым их движением, словно они были участниками финала в Крок-парке. Кто выиграет, «Даун» или «Оффлей»? – вспомнила Кейт.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала она, но Патрик явно ее не расслышал: музыка играла слишком громко. Даже половицы тряслись.
Он крикнул, перекрывая шум:
– Ты получила мое предложение о перемирии? Я прощен?
– Что?
– Я его тебе под дверь подсунул. Давай лучше отсюда выйдем. Я ничего не слышу.
Музыканты перешли с баллады на рил[34], и все разом бросились танцевать, крича и толкаясь.
– Мне надо идти, – снова сказала Кейт и крепче прижала к себе коробку от Шанель.
Патрик чуть отступил и внимательно на нее посмотрел.
– Ты ела? Вид у тебя какой-то странный – словно ты немного не в себе.
– Надеюсь, не такой, как у той проститутки?
Кейт вовсе не собиралась произносить это вслух, но противная блондинка продолжала пялить на них глаза.
– Я ее сюда не приглашал.
Кейт вдруг почувствовала, что ее сейчас вырвет. Она оттолкнула Патрика и ринулась в туалет. Он бросился за ней.
– Может, оставишь меня на минутку в покое? – возмутилась она.
– Кейт, послушай, это же мужской туалет!
Пакет от Шанель упал на пол. Кейт попыталась его поднять, но комната вдруг сильно накренилась вправо, и Кейт, выронив пальто, склонилась над раковиной. Господи! Как глупо! Патрик Харрис ласково потер ей спину.
– Кашляй, девочка, кашляй, и все пройдет. – Он приложил ей к шее влажное бумажное полотенце, и это оказалось так приятно. – А знаешь, – заметил он, – ты становишься очень хорошенькой, когда ревнуешь.
Кейт одарила Патрика чрезвычайно мрачным взглядом, который он, с ее точки зрения, вполне заслужил, и он расхохотался, страшно собой довольный. От мокрого полотенца по спине потекли струйки воды, но это тоже было приятно. Она сразу почувствовала себя лучше. А может, просто помог его смех?
– Не вижу ничего особенно веселого, – буркнула она.
– Давненько девушка меня так не ревновала, чтобы ее от этого рвало. Ей-богу, Кейт, я даже тронут таким бурным проявлением чувств.
