Меня здесь, кстати, спрашивают — сжала ли уже Россия свои границы до возможного предела или еще будет сокращаться? После торжества ислама над православием Восточного Средиземноморья ослабляются, по наблюдениям Г.Флоровского, связи Руси с византийской традицией. Флоровский здесь видит своеобразное грехопадение Руси, начало многовековых "беспутий" северного православия, но для историка цивилизаций здесь же вырисовывается существенный стимул к российско-цивилизационной самостоятельности. Сокрушая Орду и ее рудименты, Россия выкраивает себе в мировом раскладе громадное пространство Северо-Восточной Евро-Азии, не разделяемое ею ни с Китаем, ни с коренной Европой, ни со Средним Востоком. Евразийцы закрывали глаза на реальную роль России — разрушительницы Евразии. Разрастаясь за счет последней, частично абсорбируя тюрко-монгольские племена, частично отбрасывая их на юг и на восток, Россия положила конец кочевничеству. Пусть местами и сохранив, как в Поволжье, вкрапления элементов дороссийского евразийского субстрата, в основном Россия сплющила былую Евразию в Великий Лимитроф между новой цивилизационной платформой и старыми платформами Европы, Китая, Среднего Востока.
Вопрос о том, будет ли Россия еще сжиматься, на деле сводится к тому, сможет ли она сохранить контроль над своим нынешним геополитическим пространством, столь близким по очертаниям к нише, где в XVI–XVII веках кристаллизовалась особость российской цивилизации. Что же нужно для сохранения этого контроля? На этот счет в работах последних лет мною выдвинуты три постулата. Во-первых, России как малочисленной цивилизации раскинувшейся по огромному ареалу, надо сохранить государственное единство, позволяющее противодействовать не только эндогенным вызовам, обусловленные дисбалансами демоэкономического строения ареала, но и риску миросистемного четвертования этого ареала, его политического растаскивания между перифериями различных геоэкономических империй. Во-вторых, отказ России oт геополитической экстравертности должен быть осмыслен как часть более общего стратегического поворота — смещения акцента на внутреннюю геополитику, "экономику возможностей", на развитие регионов собственной российской ниши. Третьим постулатом должно быть проведение политики, противодействующее усилению внешнего давления на российскую платформу. В свою очередь, этот постулат разделяется на два подпункта. Прежде всего в эпоху, когда главные очаги военной мощи совпадают с платформами старых цивилизаций, степень же милитаризации государств Великого Лимитрофа не представляет для России большой опасности, мы должны противодействовать раздвиганию соседних платформ за счет Лимитрофа. Поэтому России следует всячески поддерживать региональные объединения на этом территориальном поясе, разделяющие его и вместе с тем закрепляющие его особое положение относительно "ядер" евроазиатских цивилизаций. Таковыми буферами должны выступить лимитрофированные по своей природе геополитические структуры с мистифицирующими названиями "Срединной Европы" и "Центральной Азии", смягчающие нажим евроатлантической гегемонии и вместе с тем дистанцирующие Россию от зыбучих земель Среднего Востока. Согласно же второму подпункту, сдержать движение Китая в Южную Сибирь можно, только последовав классическому геополитическому рецепту, постаравшись снизить чудовищный разрыв между демоническими давлениями на российско-китайскую границу с китайской стороны.
Нас вечно заботит какая-то ерунда, вроде того, останутся ли в формальном подданстве у страны, не ищущей ничего сверх завалящего выживания, Чечня и Дагестан. Тогда как думать надо об ином: о сохранении целостности нашей платформы, о повышении нашего авторитета на всем Великом Лимитрофе, о смещении хозяйственного центра на восток не в порядке колонизационного аврала, но в перспективе фундаментального изменения геополитического имиджа России. Не то страшно, что какие-то ребята в Поволжье грезят о "тюркской Евразии" — страшно, когда Дальний Восток и Урало-Сибирь теряют связи с Евророссией. Страшно, когда обширнейшая часть выпавшей из европейской геополитики страны наводняется европейским импортом, а Дальний Восток, отсекаемый от "метрополии" тарифами, превращается в китайскую товарную провинцию. Страшно читать о безработице в восточных регионах, то есть об избыточности (!) населения в краях, где его не хватает для смягчения внешнего прессинга и куда по нормальной демографической логике следовало бы всеми мыслимыми льготами канализировать беженцев, стекающихся в Россию.
