Живы мальтийцы и сегодня. Их реальное влияние невелико, но, подобно антиквариату, они облагораживают своим присутствием политические салоны некоторых европейских стран.
С мальтийскими крестоносцами русские начали сотрудничать задолго до Павла. Их католическая вера ничуть не смущала еще Петра Великого, он увидел в рыцарях потенциальных союзников в борьбе с турками. Первым русским кавалером Мальтийского ордена стал боярин Борис Шереметьев, побывавший на Мальте по поручению царя в 1698 году. Сам царь в ходе своего Великого посольства доехать до Рима и Средиземного моря не успел из-за стрелецкого бунта. Поскольку задача сколотить антитурецкий альянс оставалась для России на тот момент еще актуальной, в Рим и на Мальту вместо себя Петр отправил Шереметьева – человека военного и уже заслужившего лавры во время боевых действий в Крыму.
Существуют две версии описания встречи Шереметьева с папой в Ватикане. Одна основана на официальных протоколах папской канцелярии, другая на русских источниках. Разноречия версий в дипломатии обычно списывают на дурной перевод, но здесь по-разному истолкованы не только слова, но даже позы и жесты участников церемонии.
Если верить русским, в ходе аудиенции Шереметьев говорил стоя, оставался при шпаге, в шляпе, и лишь по окончании беседы боярин из вежливости поцеловал руку римского первосвященника. По версии Ватикана, боярин читал речь коленопреклоненно, а по окончании аудиенции по традиции поцеловал туфлю Иннокентия XII.
Если принять во внимание деликатность отношений между католическим Ватиканом и православной Москвой, все эти детали приобретают существенный и красноречивый характер. Как бы то ни было, удовлетворенный беседой Ватикан энергично рекомендовал посланника Петра рыцарям. Они и отвезли боярина на своих военных галерах на Мальту. Приказ Ватикана, царская грамота и многочисленные рекомендательные письма от влиятельных в Европе персон произвели на крестоносцев должное впечатление. Боярину оказали прием по высшему разряду: под окнами посланника играл трубач, в честь гостя то и дело палили пушки, а на обедах он сидел на почетном епископском месте, как подчеркивают документы, «на двух подушках». Наконец, в день отъезда Шереметьева торжественно произвели в кавалеры Мальтийского ордена.
Несмотря на очевидный дипломатический успех боярина, православная Россия встретила новоявленного мальтийского кавалера прохладно. Патриарх Адриан, наслышанный о скандальной аудиенции в Ватикане, выразил Шереметьеву жесткое порицание, а дьяка, составлявшего протокольную запись этой церемонии, даже сослали в Соловецкий монастырь. Видимо, чтобы не разболтал лишнего.
Никаких конкретных результатов поездка Шереметьева поначалу не принесла, поскольку к моменту его возвращения сама идея Петра о создании антитурецкой коалиции потеряла актуальность – начиналась уже другая, не южная, а Северная война. Но путь на Мальту для русских был теперь открыт. И этим путем российская власть чуть позже удачно воспользовалась. Сначала посылая на Мальту людей для обучения морскому делу, а затем используя остров для ремонта российских судов.
Эпизодические сношения с орденом по разным поводам имели и императрица Елизавета, и Петр III, и Екатерина II. В 1792 году Екатерина писала Великому магистру:
Если орден чувствует наклонность ко мне, то это не напрасно. Никто на свете не ставит так высоко и не любит более страстно, чем я, доблестных и благочестивых рыцарей. Каждый мальтийский рыцарь всегда был объектом поклонения, поэтому, если я могу быть чем-то полезной ордену, я сделаю это от всего моего сердца.
Письмо теплое, но объективность требует признать, что любезностей в этом письме больше, чем правды. Когда в результате очередного передела Польши под русский контроль попали земли, входившие в польское приорство ордена, официальный Петербург, несмотря на настойчивые просьбы Великого магистра, не стал спешить с юридическим переоформлением прав госпитальеров, а без этого финансовые притязания ордена на польские владения повисали в воздухе.
Осторожность предписывали Екатерине события во Франции. Императрица не видела резона помогать рыцарям, крупно поссорившимся с революционной властью. Отношения ордена и Франции испортились после двух событий. Во-первых, мальтийцев возмутила секуляризации церковной собственности, в результате чего орден потерял огромные доходы от своих французских владений. Во-вторых, крайне оскорбительными им показались обстоятельства ареста королевской семьи: после неудачной попытки бегства коронованные особы были заключены революционерами (без разрешения мальтийцев) в башню Тампль, хотя формально эта крепость находилась еще под юрисдикцией крестоносцев.
