Традиционно стратегический внешнеполитический курс Российской империи определяло первое лицо государства, но в ходе черновой дипломатической работы сама доктрина, одобренная высшим руководством, обычно подвергалась немалым изменениям, и роль министра иностранных дел, да и ключевых послов в западных странах, была очень велика. Именно поэтому к понятию «русская внешняя политика» во многом применимы те же самые оговорки, что и к понятию «русский царизм». Может быть, даже с еще большим основанием. Российские монархи (за исключением Петра III) в меру своего понимания и способностей старались все же отстаивать интересы своей империи, в то время как политика российских министров иностранных дел и отдельных послов была подвержена влиянию извне в значительно большей степени.
Поляк Адам Чарторыйский, одно время (в царствование Александра I) отвечавший за иностранные дела, не скрывая своих симпатий, отстаивал на посту русского министра преимущественно польские интересы. Характерно, что во время восстания 1830 года бывший глава российского МИДа занял пост президента мятежного польского сената и национального правительства Польши, а после поражения восставших уехал в эмиграцию.
Грек граф Иоанн Каподистрия, курировавший в МИДе отношения России с восточными странами, включая Турцию, в свою очередь делал все, чтобы с помощью русских защитить своих собратьев. Неудивительно поэтому, что именно Каподистрия позже стал президентом Греции.
Карл Нессельроде, принадлежавший к древнему германскому дворянскому роду, известен тем, что находился под огромным влиянием Меттерниха, полностью усвоив все его взгляды, симпатии и антипатии, что в немалой степени играло на руку Вене. Там лишь огорчались иногда нерешительности Нессельроде, который, будучи по должности в русском МИДе главным (он тогда отвечал за отношения с западными странами), не всегда мог в полной мере противостоять влиянию грека Каподистрии. На одном из международных конгрессов разочарованный Меттерних с горечью заметил: «Как жаль, что Нессельроде так стушевывается!»
Чтобы помочь своему протеже, австрийцы постоянно интриговали против Каподистрии и в конце концов в 1822 году все-таки добились его отставки. С этого момента Нессельроде действовал в русском МИДе, имея полную свободу рук.
Историк Сергей Татищев писал:
С Каподистрией исчезал из русской дипломатии последний след православно-народного направления, самостоятельного по отношению к союзникам на Западе, сознания исторического призвания России на Востоке. Не осталось ни одного русского человека на должностях послов при дворах великих держав. Все они были представлены исключительно немцам, наводнившим как коллегию иностранных дел, так и канцелярии посольств и миссий. Талантливые молодые дипломаты русского происхождения один за другим удалялись из ведомства, в котором инородцам отдавалось явное пред ними предпочтение… а если кто из русских и остался, то, подобно Горчакову, обрекался на занятие в продолжение многих лет второстепенных должностей.
Александр Горчаков был не просто русским, но принадлежал к древнейшему на Руси княжескому роду Рюриковичей. К тому же учился в знаменитом элитарном Царскосельском лицее (закончил с золотой медалью), откуда вышло немало вольнодумцев, так что независимости его суждений и твердому характеру удивляться не приходится. Удивляет другое – что Горчаков сумел все-таки забраться по служебной лестнице так высоко.
Современник дипломата князь Иван Михайлович Долгоруков писал о Горчакове:
Надобно отдать справедливость, что он, отменно вежливый и любезный со всеми без различия, никогда не льстил временщикам, всегда, и в вёдро и в бурю, держал себя самым приличным образом, совершенно как европейский вельможа, и вообще снабжен от природы хребтом весьма не гибким, вещь редкая в Санкт-Петербурге.
Карьера потомка Рюриковичей шла крайне неровно, поскольку на нее постоянно влияли две противоборствующие силы: с одной стороны, блестящие способности князя, а с другой – его нежелание гнуть спину перед начальством. Его то награждали, то понижали в должности. Подавал Горчаков неоднократно и в отставку, так что на вершину князь поднялся довольно извилистым путем.
