Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика - страница 78
Вполне также понятно из текста французского императора, что Коленкур по заданию своего императора проводил дипломатический зондаж. Так как вслед за этим Наполеон уже в ставшем знаменитом письме к царю от 2 февраля 1808 г. выдвинул следующее предложение: «Если бы войско из пятидесяти тысяч человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев, направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материка. Я готов в Далмации; ваше в-во готово на Дунае. Чрез месяц после того, как мы условились бы, войско могло бы быть на Босфоре. Удар этот отразился бы в Индии, и Англия была бы покорена. Я не отказываюсь ни от каких необходимых предварительных условий для достижения такой великой цели. Но взаимная выгода обоих наших государств должна быть рассчитана и взвешена. Это может состояться только при свидании с вашим в-вом или же после зрелых обсуждений между Румянцевым и Коленкуром и присылки сюда человека, который был бы хорошо знаком с этой системой». В этом предложении французского императора налицо четко выраженная программа внешнеполитического максимализма, составленная «распорядителем судеб Востока». «Все может быть подписано и решено, — как писал Наполеон, — до 15-го марта. К первому маю наши войска могут быть в Азии и в то же время войска вашего в-ва в Стокгольме. Тогда англичане, угрожаемые в Индии, изгнанные с востока, будут раздавлены под тяжестью событий, которыми будет наполнена атмосфера». Заканчивал письмо Бонапарт изящным рассуждением, проникнутым роковым предназначением великим людям, вернее обращением к Александру I, чтобы убедить его и воздействовать на его честолюбие: «Благоразумно и политично делать то, что судьба нам повелевает, и идти туда, куда ведет нас непреодолимый ход событий. Тогда эта туча пигмеев, которые не хотят понять, что настоящие события таковы, что подобное им следует искать в истории, а не в газетах последнего столетия, смирятся, последуют за движением, которое мы с вашим в-вом направим, и русский народ будет доволен славою, богатством и счастьем, которые будут последствием этих великих событий»>{228}.
Все было сделано, чтобы увлечь недавнего союзника миражом заманчивых завоевательных планов. Правда, и международная ситуация изменилась к этому моменту — она была принципиально иной, чем в 1801 г. Две могущественные империи (Россия и Франция) стали непосредственными соседями. Но их державные цели существенно расходились, несмотря на союз и раздел сфер влияния, зафиксированный в Тильзите в 1807 г. Причем, оба государственных деятеля, заключая союзный договор, не испытывали особых иллюзий по поводу прочности будущих отношений, предчувствуя неизбежную возможность не только соперничества, но и будущего военного столкновения. Российскому императору, как вполне рациональному политику, не было никакого резона втягивать свою страну в откровенно авантюрную затею с исторической перспективой усиления французской гегемонии в Европе и в мире. Тем более, что франко-русские интересы постоянно сталкивались именно в ближневосточном регионе и на Балканах. По крайней мере, Александр I, отлично представляя с кем он имел дело (абсолютно не надежным и неразборчивым в средствах партнером, агрессивные замыслы которого не вызывали сомнений), должен был с опаской рассматривать такого рода предложения, уводящие Россию далеко в сторону от решения тогда стоявших перед ней задач.
Но вот что интересно: предлагая весьма заманчивый план совместного похода через Турцию и Персию, Наполеон заявлял Александру I, что он не отказывается от рассмотрения необходимых «предварительных условий», не расшифровывая их содержания и предлагая для их обсуждения личное свидание, или переговоры между Румянцевым и Коленкуром
