Человек засмеялся, а у адвоката задрожала рука. Он с изумлением уставился на то, что в ней держал. Это был не пистолет, а плоская коньячная бутылочка! Он хранил ее в ящике рядом с пистолетом и часто использовал по назначению, в отличие от последнего. Не то схватил! Рука тряслась, бутылочка выскальзывала. И не успел он исправить свою оплошность, как взлетела тросточка инвалида, ткнулась под ключицу и там застыла, доставляя сверлящую боль.
— Ты ошибся, Лев Михайлович, — хищный взгляд просто рвал на куски черепную коробку. — Но как красиво, черт возьми, ты ошибся… На всякий случай предупреждаю — никаких криков, веди себя достойно. В противном случае убью и тебя, и секретаршу. Думай, господин адвокат, ты же умный — если бы я хотел тебя убить или искалечить, разве явился бы в офис? Кстати, ничего, что я на «ты»? Прости, не могу заставить себя выкать, ты этого не заслуживаешь, поскольку ублюдок редкий. Но у тебя есть шанс исправиться и обрести толику моего расположения. Лады?
— Что я должен делать? — прохрипел адвокат. Его физиономия меняла цвет с легкой бледности до глубокой фиолетовой «предынфарктности».
— Во-первых, сделать вторую попытку — но теперь успешную: извлечь аккуратно пистолет, держа его двумя пальчиками за кончик рукоятки, положить на стол и толкнуть в мою сторону. При этом никаких сюрпризов — ты, конечно же, в курсе, что я натворил в этом городе. И заметь, ты не самый мускулистый из тех, с кем приходилось встречаться… Вот видишь, все удалось, — он с насмешкой проследил, как малогабаритное «средство самоуспокоения» с ребристой рукояткой скользит на край стола, забрал и сунул в жилетку.
— Теперь можешь убрать свою бутылочку. Или выпей — дело хозяйское. Подозреваю, в данную минуту ты бы с удовольствием выпил.
Действительно, это было необходимо! Лев Михайлович приставил горлышко ко рту и высосал все, что там было, в один присест. Это было не просто, учитывая давление в ключице, но адвокат справился, отдышался — ни капли не пролил.
— Высший пилотаж, — прокомментировал посетитель, убирая тросточку. — Раньше ты не был таким любителем горячительных напитков. Измотал ты свои нервы, ишача на «папика», Лев Михайлович… — Мужчина приподнялся, навис над адвокатом — теперь он выглядел не таким уж немощным. Адвокат съежился, уставился на него с мольбой. — По законам моего народа… — сурово начал Корчагин. И немного смягчился, — отдубасить бы тебя как следует, господин защитник. Но ты такой уморенный. Ладно, успокойся — надеру твою задницу, если сам попросишь.
— Послушай, Алексей, тебя ищут по всему району… — захрипел Курганов. — Они уже знают, что это ты… Господи правый, ты такого успел натворить… Рудницкий в ярости, он мобилизовал на твои поиски все, что у него есть… Алексей, не надо, ты же понимаешь, что во время следствия я был на твоей стороне… Но мне угрожали, а у меня семья, дети… теперь еще и внуки… Ты же помнишь, я честно тебе признался, что не смогу тебя вытащить из дерьма… А другого адвоката тебе не дадут… Думаешь, мне это нравилось?
— Но ты и не пытался. Признайся, ты смалодушничал, Лев Михайлович. Не хватило тебе принципиальности и честности. И заплатили, полагаю, немало. А ведь те времена были еще не столь суровые. Районную милицию возглавлял приличный человек, глава администрации тоже был сравнительно порядочен. А ты испугался вторых лиц, еще не прочуявших, что такое настоящая власть.
— Алексей, умоляю, ты же знаешь, что такое давление… Ты ошибаешься, если думаешь, что у них не было реальной власти… Да черт тебя побери… — Адвокат сделался красным, как морковка, подался вперед, зашипел: — Ты думаешь, моя жизнь чем-то отличается от твоей на зоне? Ты хотя бы честен перед собой, а я… Живу в постоянном страхе — не угожу Рудницкому, накосячу перед его посланцами, которые загружают меня грязными делами… Сорвусь, допущу ошибку — меня же просто раздавят. А у меня жена, дети…
— Теперь еще и внуки, — кивнул Корчагин. — Я помню. Несчастные крошки. Не могу избавиться от мысли, Лев Михайлович, что в чем-то ты искренен, а в чем-то лукавишь. Мне так видится, что ты неплохо устроился, а с муками совести научился совладать. А теперь послушай, что я тебе скажу. Представь, что это вопрос государственной важности. Мучает совесть, Лев Михайлович? Обкусал себе все локти? Есть прекрасная возможность реабилитироваться. Хочешь поработать на стороне добра?
