— Я тоже проходил, — Орлов засмеялся. — Есть книги, Миша, которые можно читать не один раз.
— Это верно, — согласился Савин. — «Как закалялась сталь» я пять раз читал.
— Ну вот видишь. — Продолжая улыбаться, Сергей Николаевич помедлил. — Побродить, погулять с Людой хочешь?
— Эх, да кто же пустит! — вырвалось у Савина, и только после этого до него дошла вся неожиданность вопроса; свежие, не тронутые бритвой щеки его заалели, темный пушок над верхней губой обозначился заметнее. — Шутите!..
— А тебе обязательно нужно, чтобы пустили? — Сергей Николаевич смотрел на рослого парня, словно подталкивая. — Сами удрать не можете?
Еще не веря, но моментально ухватившись за такую возможность, Михаил выложил чисто практическое сомнение:
— Да, а дежурный застукает?
— Сегодня я дежурю.
Две пары глаз — серые, немолодые, любопытствующие, и карие, разом вспыхнувшие — столкнулись в прямом мужском взгляде, и тут же в них, в карих, мелькнуло замешательство, заодно выдав и мальчишеский возраст их обладателя.
— Ворота-то закрыты… А в будке — дядя Вася.
— Эх ты, а еще в военное училище собираешься! — Сергей Николаевич укоризненно покачал головой. — Забыл, как пятиклашки из школы домой ходят? Через дырку в заборе. Двадцать лет обе доски прибиваем, и двадцать лет они на верхних гвоздях держатся. Как на шарнирах.
Не дослушав, Михаил крутнулся, — Сергей Николаевич остановил его.
— Погоди. Во-первых, захвати пиджак. Во-вторых, на вот — возьми, — и протянул небольшой, из газеты сверток.
— Что это? — Длинные девичьи ресницы Савина хлопали нетерпеливо и недоуменно.
— Бутерброды. Может, проголодаетесь.
— А вам?
— Мне ночью есть не положено. Это я — чтоб дома не обижались.
Никто, конечно, ребят встретить не мог, но на всякий случай Сергей Николаевич пошел проводить их до выхода. Поколебавшись, тихонько окликнул бесшумно, как тень, скользящую за Михаилом девушку:
— Люда.
— А? — одним дыханием отозвалась она, остановившись.
На ухо — так близко, что почувствовал, как горячо полыхает у нее лицо, — шутливо шепнул:
— Только очень крепко не целуйтесь. Понятно?
Люда зажала рот ладошкой, удерживая восклицание, и все-таки природная ее бойкость, озорство победили — таким же веселым заговорщическим шепотом, не отнимая от губ руки, спросила:
— А почему?
— Зубы болеть будут, — засмеялся Орлов. И шуганул их, как когда-то в детстве шугал бестолковых цыплят: — А ну, кыш, кыш!
Люда смешливо ойкнула, метнулась к Михаилу — он уже стоял в открытых дверях, молча приглашая ее в таинственное лунное царство.
Во дворе было так светло, что они, ошеломленные, минуту стояли неподвижно, прижавшись к теплому камню стены.
Повисшая прямо над крышей полная луна заливала высокое небо и все окружающее чистым голубовато-серебристым светом; в глубине двора отчетливо были видны не только кирпичный гараж, но и каждый кирпич кладки, не только новая струганая дверь погреба-овощехранилища, но и здоровенный замок на ней.
— Вот это — да! — зачарованно ахнула Люда.
— Пошли, — хрипловато — тоже от какого-то неизъяснимого восторга — позвал Михаил.
Они, крадучись, обогнули дом, натоптанной тропкой, под старыми липами вышли к забору, Михаил безошибочно отыскал и отвел в сторону доски.
— Лезь. — Он нырнул следом за ней, засмеялся: — Смотри-ка, все ведь знает! А дырка, говорит, на что? Да, — чего он тебе сказал?
— Так просто. — Люда отвернулась — чтобы, чего доброго, Михаил не заметил, как она покраснела. — Сказал, чтобы не простудились.
Здесь, по другую сторону забора, заменившего когда-то разрушенное звено монастырской стены, было уже не так таинственно и опасно, но зато небо — с неподвижными белыми облаками, причудливо вытянутыми, казалось еще выше, а ничем не заслоненная луна — ярче. По улицам еще ходили, больше всего молодежь, — в конце концов, не было и двенадцати. Осмелев, Михаил взял Люду под руку, — она попыталась вывернуться и притихла, привыкая к совершенно новому ощущению. Навстречу, как и они — под руку, проследовали высокий с непокрытой головой старик и маленькая старушка, вполголоса разговаривая, — наверное, из гостей, либо перед сном прогуливаясь, — Михаил засмеялся.
