У нас пожарче, чем в Загорове: больше камня, бетона, асфальта. Солнце с утра заливает улицы тягучим зноем по самые крыши — как некий непротекающий резервуар; каждый день, раздувая белопенные усы, проходят поливальные машины, — вода испаряется, высыхает, как на раскаленных противнях. Непрерывно бьет в стакан колючая газировка, с сиропом и без сиропа; укрывшись в душной тени скверов, ребятишки и пенсионеры лижут всяческие «пломбиры», едва ли не носами уткнувшись в их обманный сладкий холод; стоически терпеливы очереди к желтым пивным автоцистернам, от одного вида которых у мужчин пересыхают гортани…
Еще тягостнее в троллейбусах, особенно сейчас — переполненных после рабочего дня; горячи дерматиновые сиденья, горяч ненатуральный — при движении ветер, врывающийся в сдвинутые окна; на остановках, когда и его нет, салон не уступает хорошо вытопленной бане… Смотрю на бегущие мимо дома, киоски, на разморенных прохожих с авоськами, и — не знаю уж, по каким таким ассоциациям, — являются странные мысли. О том, например, что жизнь все-таки устроена несправедливо. И даже не тем, что отведено ее человеку не так уж много, а тем, что, уйдя из нее, он не знает, что нередко остается в ней, как бы незримо продолжая свое земное существование, прямо пропорциональное тому, что и сколько оставил после себя. Как тот же, допустим, Орлов Сергей Николаевич. Не знает о том, что люди помнят о нем. Что его портрет висит в детдоме, на самом видном месте. Что детдому будет присвоено его имя. Что кто-то, наконец, ходит по его, можно сказать, следам и, возможно, попытается рассказать о нем еще большему кругу людей. Не знает и никогда не узнает…
Выхожу на предпоследней остановке — и прямо в рай попадаю. Не потому, что здесь не так жарко — солнце нигде не милосердствует, а потому, что этот новый жилой массив поставлен за городом, прямо в полях, и их близкое чистое дыхание смягчает воздух. А еще, наверное, потому, что тут нет ни одной заводской трубы, исправно дымящей; потому, что сизая, жирно блестящая от выступившей смолы автотрасса с обеих сторон забрана густыми тополями и бензиновый чад автомашин выдувается, как в трубу; что квадраты между многоэтажными крупнопанельными домами засажены молодыми березками, кустарником, поросли травой газоны, поливаемые жильцами с помощью шлангов прямо из окон. Наверное, помогает поддерживать этот особый, лесостепной климат и поднявшаяся в километре, за впадиной, гора «Каланча», довольно крутая, островерхая, от подошвы до маковки застроенная сотнями дач, — издали кажется, что она застелена зеленым бархатом с вытканными по нему разноцветными пятнами крыш. Несколько лет назад, когда район только начал строиться и заселяться, получить тут квартиру считалось чуть ли не наказанием господним — новоселы кляли и бездорожье, и отдаленность, и транспортные муки. Ныне, когда появились тут магазины, школы, пункты бытового обслуживания, прошла троллейбусная линия, четко и безотказно действующая, — идут сюда охотней. А еще несколько лет спустя — убежден в этом, — когда улицы старого города перестанут вмещать поток машин и небо еще гуще станет заволакивать смрадом и дымом, от желающих поселиться и переселиться сюда отбою не будет.
Дом и квартиру Савиных — той самой «парочки», познакомиться с которой рекомендовала Софья Маркеловна, да и Александра Петровна, давшая их адрес, — нахожу довольно быстро. Уверенно нажимаю черную кнопку, вслед за чем по ту сторону тонкой двери тотчас рассыпается звонкая трель. Прежде чем отправиться сюда, по заводскому коммутатору разыскал Савина, условился о встрече. Заодно уж, ради любопытства, переговорил и с директором завода, которого немного знаю, — приятно было услышать, как он, чуть помешкав, припомнил чету инженеров Савиных, коротко аттестовал: «Толковая пара». Назвав почти так же, как звали их, про себя, воспитатели детдома…
Молодая женщина в купальнике испуганно ойкает и стремительно захлопывает дверь перед моим носом. Ничего, бывает… Хотя по такой жаре лучшего костюма и не надо бы.
— Пожалуйста, проходите! — приглашает через минуту она, уже в халатике; щеки ее рдеют, синие глаза смотрят смущенно и смешливо. — Я думала — муж. Проходите, проходите! Он мне в обед еще сказал, что вы приедете. Он вот-вот будет, за Олежкой в детсадик пошел.
