— Ну что ты за человек, Яков Гаврилыч! Машинист великолепный, гордость, можно сказать, наша! Работай себе, красуйся. А ты из-за какого-то ученичка в драку, как петух, лезешь. И себе, и людям нервы портишь!..
Клавдия о воскресном инциденте помалкивала — то ли не желая бередить себя, то ли, наоборот, давно свыкшись, забыла обо всем, и тогда бестолковое заступничество Якова, его раздумья оказывались смешными, ненужными. И все-таки — нет, она все помнила: сколько раз, разговаривая, она быстро взглядывала на него, будто благодарила за то, что ни о чем не напомнил ей. А разговаривали они теперь, пожалуй, даже чаще, всякий раз — по какому-то молчаливому уговору — расходясь в стороны, как только показывался Тимофей.
Штопая Якову прохудившуюся на локте рубашку, Клавдия спросила:
— Вы чего ж это до сих пор без жены живете?
— Да так как-то, — Яков пожал плечами. — Не получилось.
— А была?
— Была… Невеста.
— И что же? — Перекусив белыми плотными зубами нитку, Клавдия впервые так прямо и долго смотрела на него.
— Поехал переучиваться на курсы — когда на электровоз переводили. Вернулся — она уже замужем. — Яков усмехнулся, удивившись про себя, что о своей горькой обиде, о которой еще недавно было больно даже думать, он впервые рассказал так спокойно и коротко.
— Ничего, другую найдете, — убежденно, тоном старшей, утешила Клавдия.
— Ма-ам! — протяжно позвала Рая, показавшись на крыльце.
— Иди сюда, дочка.
Заспанная, в одних красных трусиках, а сама беленькая, Рая побежала к матери и, наступив на что-то, замотала ногой, испуганно заревела: из пятки у нее хлестала кровь.
— Вот ты грех еще! — довольно спокойно, как о чем-то привычном, сказала Клавдия, подхватив дочку на руки. — Ничего, сейчас мы ее тряпочкой завяжем.
— У меня бинт есть, — вспомнил Яков.
Он сбегал за индивидуальным пакетом, отшвырнув по пути зеленый осколок бутылки, взял Раю к себе на колени.
— Промыть сначала нужно, воды неси.
Довольно глубокий порез промыли, залили йодом; обхватив Якова за шею, малышка шмыгала носом, всхлипывала и, успокаиваясь, смотрела, как дядя ловко, крест-накрест, завязывает ей ногу.
— Заживет, не впервой. — Клавдия внимательно, как-то по-своему, по-женски взглянула на Якова с доверчиво прижавшейся к нему дочкой — широкоплечего, озабоченно нахмурившего добрые брови — и убежденно, уже легонько завидуя в душе кому-то, сказала: — Жене с вами хорошо будет.
Ничего не поняв, Яков недоуменно посмотрел на нее, поспешно отвел взгляд.
Забирая у него дочку, Клавдия низко наклонилась, в оттопырившемся вороте кофточки — почти у его глаз — смугло округлились маленькие груди с голубой жилкой посередине. Шальная тяжелая кровь ударила Якову в виски, припекла губы.
3
После этого случая Яков стал не то чтобы избегать Клавдии, но во всяком случае и не искать с ней встреч. Пустили, называется, человека в дом! — смущенно посмеивался иной раз он, вспоминая свое замешательство. Хорошо, что Клавдия ничего не заметила: она относилась к нему по-прежнему ровно, доброжелательно, радуясь их нечастым разговорам. Совсем перестала дичиться его и Рая: запрокинув белобрысую головенку, она ждала, когда дядя тихонько подавит пальцем ее курносый нос и смешно зазвонит: динь, динь!..
В голову иногда приходили неожиданные и забавные мысли: может, он влюбился, может, это на роду у них написано — уводить чужих жен? Отец свел мать от живого мужа с пятилетним Андреем, сводным братом Якова. Это теперь батька такой степенный, а был сила парень! На увеличенной фотографии он, в бытность главным механиком МТС, изображен в кожаной куртке, дерзко улыбчивым, в кепчонке, чуть прикрывшей копну волос. Внешне Яков — весь в него… И тотчас представилось: вот он привозит Клавдию к себе, отец — из-под лохматых, как у него, у Якова, бровей — оглядывает ее, лихо подкручивает седой ус. «Молодец, Яшка, по-нашему!..»
Нет, конечно, никакой любви не было. Яков симпатизировал Клавдии, сочувствовал, иногда жалел ее, но и все. Наблюдая, как она, собранная и точная в движениях, кормит кур, разбрасывая зерно, скоблит стол, время от времени поправляя кистью выбившуюся на лоб прядку, или, опустившись на корточки, разговаривает с дочкой, Яков невольно сравнивал ее со своей неверной любовью, убеждался, что Клавдия, возможно, и лучше ее, и все-таки не Клавдия, а та оставалась желанной. Высокая, с большим накрашенным ртом, размашистая, она снова дразняще ярко вставала перед его взором, он ошибался, что давно забыл ее…
