Фрэнк сделал шаг назад, как будто бы он его ударил, но Арчер еще не закончил.
— Я видел тебя, отец, в тот день, когда ты наконец рассказал мне о том, что болезнь отступила. — Он резко вздохнул. Воспоминания о том дне были такими ясными. — Через восемнадцать месяцев ты наконец посчитал меня способным выдержать страшную правду о том, что у тебя был рак простаты. После того как я выбежал из комнаты, ты сел за пианино, убрал ноты в папку и стал плакать. Ты так рыдал, словно тебе вынесли смертельный приговор вместо того, чтобы объявить о твоем излечении. И тогда я понял, насколько тяжелое испытание тебе пришлось пройти, и это ранило меня еще сильнее. — Ему было ненавистно то, как задрожал его голос, поэтому он его понизил: — Ты должен был сказать мне раньше, отец. Я должен был быть рядом!
— Ты не прав. — Фрэнк смотрел на него, словно на незнакомца. — Я плакал, потому что знал, что поступил правильно, что не рассказал ничего тебе, даже несмотря на то, что ты разозлился на меня. И даже несмотря на то, что, когда я причинил тебе боль, это убивало меня изнутри эффективнее, чем чертов рак.
В замешательстве от слов своего отца Арчер зажал пальцами свою переносицу. Это не помогло избавиться от головной боли, которая начала давить ему на глаза.
— Ты все еще думаешь, что поступил правильно, что не рассказал мне?…
— Сын, ты уже стал чемпионом мира, когда я тебе рассказал правду. Ты сделал это. Ты последовал за своей мечтой. Добился желаемого. Я так гордился тобой.
Фрэнк моргнул, и слезы, которые появились в его глазах, пошатнули недоверие Арчера, как ничто другое.
— Это то, чего я хотел для тебя. Успеха. Это помогало мне на протяжении всей борьбы с болезнью — я смотрел твои соревнования, искал любое упоминание о тебе в Интернете. Я смог ухватиться за это тогда, когда я чувствовал, что уже готов сдаться. — Фрэнк взял его за руку и немного ее встряхнул. — Ты сделал это. Ты помог так, как ты и представить себе не можешь. И этого бы никогда не произошло, если бы ты знал, что у меня рак.
Шок поразил все представления Арчера о его отце, которые у него когда-либо были, и он не мог придумать, что ответить.
Фрэнк указал в сторону своей семьи:
— И как бы я сильно их ни любил за то, какую поддержку они мне оказали, их постоянная удушающая заботливость порою утомляла. — Его печальная улыбка разгладила морщины вокруг его губ. — Иногда я даже притворялся, что чувствую слабость, чтобы забраться в свою кровать с ноутбуком и посмотреть информацию о том, чем ты занимался.
— Черт возьми, отец. — Арчер провел рукой по своим волосам, ему хотелось что-то сказать, но он все еще был в полнейшей растерянности.
— Ты знал о том, что я мог бы гастролировать с симфоническим оркестром Мельбурна?
В замешательстве от смены темы разговора все, что Арчер мог сделать, — это покачать головой.
— Мне бы хотелось выступать перед огромным залом и жить в дороге. — Фрэнк ссутулил плечи и с обожанием посмотрел на свою жену. — Но я встретил твою мать, и мои мечты изменились. Я стал преподавать уроки местным детям и с нетерпением ждал запеченного ягненка и яблочный пирог, который готовила твоя мать, а еще ночные прогулки по пляжу каждый день.
Его отец положил ладони ему на плечи.
— И хотя я не жалею, что остался в Торки и отказался от своей мечты, я не хотел, чтобы с тобой произошло то же самое, сын. Я хотел, чтобы у тебя появился шанс, которого у меня не было.
В полнейшем шоке Арчер уставился на своего отца, и действительно посмотрел на него впервые за многие годы.
— Это настоящая причина, по которой ты мне не рассказал ничего?
Фрэнк смело кивнул.
— Прости меня за то, что вел себя как придурок вчера в школе серфинга. Расстояние, которое возникло между нами за долгие годы, стало невыносимым. У нас обоих непомерная гордость, хорошо ли это или плохо. И чем больше мы отдалялись друг от друга, тем сильнее я чувствовал себя виноватым за то, что сделал, и тем сложнее было преодолеть пропасть, которая возникла между нами. Потом я увидел, как ты налаживаешь со всеми отношения, и хотел того же, но нам было настолько неловко находиться рядом.
