— Да так, — ответил я на ее вопрос, пожав плечами. Проследив направление моего взгляда, Джинни поджала губы, и неодобрительно покачала головой, глядя на Рона.
— Ну что, мой братец все еще ревнует? — спросила она. Я, как раз положив в рот кусочек яичницы, чуть не подавился ей.
— В каком смысле — ревнует? — выдавил я, тщетно пытаясь не закашлять. Джинни хмыкнула, и, вытащив палочку, пробормотала «Анапнео», направив ее на меня. Я мигом почувствовал облегчение — яичница проскочила, и, кашлянув для порядка еще разок, я смог вздохнуть свободно. — Что ты имеешь в виду? — спросил я тут же.
— Мерлин, Гарри, ну что ты как ребенок! — закатила глаза Джин. — Неужто непонятно? Ты в свое время отверг дружбу Малфоя ради Рона. Теперь он боится, что ты можешь поступить наоборот. Не знаю, почему так происходит, но почему-то Рон с возрастом не меняется, и никак не может понять того, что меняются другие. И еще… Мне кажется, его обижают именно эти самые перемены — он не может понять, почему и зачем они, ведь всем и так было хорошо, и ему хочется, чтобы все оставалось по-прежнему, так как он привык, просто и понятно… Но ведь в жизни так не бывает, — она как-то невесело усмехнулась и пожала плечами, накладывая себе яичницу, и тоже без особого аппетита принялась ковырять вилкой в тарелке. — Знаешь, — вздохнув, сказала она, — Я люблю Рона, но иногда мне кажется, что его доля ума досталась мне. Не в смысле, что я такая умная, а в смысле, что ему его не досталось совсем.
— Рон не глупый! — запротестовал я. — Он просто… Просто не повзрослел еще.
— В такие времена, как сейчас, это недопустимо, — как-то резко сказала Джинни, а потом, чуть смягчившись, тряхнула головой. — И вообще, ну его на фиг. Как у тебя дела с Блейз?
— Ну… — я смутился. Как-то неловко было говорить с Джинни о своем новом увлечении, хотя я и знал, что она прекрасно поймет меня. — У нас все… Потихоньку.
— «Потихоньку»!? — Джинни скривилась. — Гарри, вам по семнадцать лет! Когда еще будет время для страстных романов, как не сейчас?
— Ну… Я не знаю. Считаешь, мне нужно пригласить ее на свидание?
— Считаю, тебе нужно было сделать это еще три недели назад! — фыркнула она. — Ну, может быть, две недели. Ты слишком тянешь. Чего ты боишься?
— Ну… Не знаю, — отозвался я. — Того, что она не захочет со мной встречаться?
— Не глупи, — снова фыркнула Джинни. — Если бы Блейз не хотела с тобой общаться, она бы уже давно тебя отшила. И потом, надо быть слепым, чтобы не заметить, как она порой поглядывает на тебя.
— И как же? — заинтересовано спросил я, тщетно пряча радостную улыбку. Джин вернула ухмылку, и подмигнула.
— Как кошка не блюдце сметаны, — отозвалась она, и я не сдержал смешка, представив себе пушистую рыжую кошку, подбирающуюся к блюдечку с густой белой сметаной, облизывая усы.
Тряхнув головой, я отогнал видение, и посмотрел через проход туда, где за слизеринским столом виднелась рыжеволосая головка Слизеринской Принцессы. Блейз выглядела грустной, и какой-то потеряно-одинокой, возможно, из-за отсутствия рядом самоуверенного, язвительного Малфоя. Но все же, несмотря на это, при виде ее у меня в груди возникло странное приятное ощущение тепла, и губы сами расползлись в улыбке.
— Ты ей определенно нравишься, Гарри… — полушепотом сказала Джинни, и в голосе ее, к моему удивлению, прозвучали интригующие нотки. — Не медли, иначе упустишь свое счастье…
— Я… Я подумаю, — отозвался я, не желая откровенничать на эту тему, но твердо решив для себя, что при первой же возможности предприму что-нибудь для того, чтобы сблизиться с Блейз теснее. Внезапно перспектива отсутствия друзей рядом во время похода в Хогсмид перестала казаться грустной. Я радостно ухмыльнулся, и с неожиданно проснувшимся аппетитом налег на яичницу, пока она не успела окончательно остыть.
Быстренько расправившись с завтраком, я пожелал Джинни приятного аппетита, и убежал из зала, намереваясь успеть до выхода в Хогсмид проведать Малфоя. В принципе, я не то, чтобы так уж сильно в этом нуждался, однако вчера вечером я проконсультировался с Гермионой, после того как Рон пошел спать, и выяснил, что слизеринец говорил сущую правду. Родовая магия, особенно примененная для спасения жизни, действительно усложняла дело. Более того, как сказала Гермиона, в нашем случае моя собственная родовая магия, хоть и неподвластная мне в такой степени, как Малфою, могла еще больше все запутать, усиливая эффект. В общем, рисковать не стоило — тревога и беспокойство за Драко, внушаемые чувством Долга, способны были и с ума свести, если их долго игнорировать.