изъидоша сии татарове иже суть к нам, савроматом, пришельцы…»[127,
Ч.I, Л.5]). Более взвешенным был взгляд официального историографа Им-
перии Н.М. Карамзина, который скомпилировал данные античных источ-
ников о савроматах и сарматах, не высказываясь об их этнической при-
надлежности и вполне определённо отмежевывая от славян [542, С.6–9].
Развитие сравнительно-исторического языкознания в западноев-
ропейской науке, и особенно, интерес к арийской проблеме позволили
Цейссу сделать вывод об ираноязычности скифов и сарматов [544, С.69].
Монографически история дославянского населения России в этот
период почти не исследовалась. Официальная парадигма, выражавша-
яся триптихом «самодержавие, православие, народность», предусматри-
вала в основном изучение славяно-русских и церковных древностей.
Вместе с тем, в работах Г. Эйхвальда рассматривалась древняя история
южнорусских степей и делались попытки локализации савроматов и сар-
матов по свидетельствам Геродота и Страбона [544].
В XVIII – первой пол. XIX вв. начинается перевод на русский язык
сочинений античных авторов, содержавших сведения о савроматах и сар-
матах. Так в 1774–75 гг. в переводе И. Алексеева вышла «Историческая би-
блиотека» Диодора Сицилийского; в 1774 г. в Санкт-Петербурге – перевод
«Римской истории» Веллея Патеркула; в 1836 г. в Одессе – перевод «Объ-
езда Эвксинского Понта» Флавия Арриана, выполненный А. Фабром.
В XVII в. в Восточных губерниях России начались массовые граби-
тельские раскопки курганов, давшие первую примитивную информацию
12
об их устройстве и характере погребального инвентаря. Часть из них попа-
ла в коллекцию голландского любителя древностей Николаса Корнелис-
зоона Витсена и опубликована в 1785 г. в третьем издании его книги «Noord
en Oost Tartarien» [452, С.102–106, Рис.1–4]. Некоторые вещи, изображённые
на таблицах 1 и 2, находят прямые аналогии среди сарматских древностей
[452, Рис.1, 2]. О возможности происхождения части находок бугровщиков
из сарматских погребений свидетельствуют и фиксируемые ныне следы
массового разграбления курганов сарматской знати в Приуралье. Станов-
ление Российской Империи, культурные преобразования Петра I привели
к первым попыткам археологических исследований в стране. В результа-
те петровских указов 1718 и 1722 гг. Санкт-Петербургская Кунсткамера
получила от Сибирского губернатора золотые изделия из грабительских
раскопок курганов, составившие основу так называемой «Сибирской кол-
лекции» [1186, С.119, 126–127]. При этом ряд экспонатов этой коллекции,
явно относящихся к исследуемой нами эпохе, не находит аналогий в син-
хронных древностях Алтая и Сибири, исследованных сейчас достаточно
полно. Они весьма близки находкам из коллекции Н.-К. Витсена и ранне-
и среднесарматских курганов Приуралья, Нижнего Дона, Кубани и Сред-
ней Азии [1186, Рис. на С.25; 1357, Il . 60–61]. В течение XVIII–XIX вв. рос-
сийская археология постепенно эволюционировала от кладоискательства
к науке. Присоединение Крыма и Предкавказья, хозяйственное освоение
Таврии в результате деятельности Екатерины II способствовали разви-
тию античной археологии. Раскопки в 1763 г. генералом Мельгуновым
скифского кургана Литая могила под Елисаветградом положили начало
скифской археологии. Интерес к скифским древностям возрос после рас-
копок П. Дюбрюксом кургана Куль Оба в 1830 г. и массовых грабительских
раскопок курганов в Северном Причерноморье. Появились первые своды
археологических материалов А.Б. Ашика и Стефаниди [1186], в которых
фигурировали и савромато-сарматские древности, не получившие, правда,
соответствующей культурной атрибуции. Исследование степных древно-
стей эпохи раннего железа на юге России дало материалы к их абсолютной
и относительной хронологии, данные о погребальном обряде, позволило
отработать методику раскопок степных курганов вручную.
В целом начальный этап изучения савроматов и сарматов можно
считать дилетантским. Ценность исследований, выходивших в это вре-
мя (кон. XVI – сер. XIX вв.), заключается в основном в постановке про-
