— Фред Шарма. Зарегистрирован как Томас Шерман, из Чикаго.
— Ну вот, так-то лучше. Премного благодарен.
Портье расстегнул ворот рубашки и провел платком по кадыку.
— Всегда рад услужить.
Я вошел в телефонную будку, примостившуюся между сигаретным и кондитерским автоматами, позвонил в Бюро криминальной информации и попросил Гарри Уилсона.
— Это опять ты? — удивился Гарри. — Ну что на этот раз?
— Ты слышал когда-нибудь о Фреде Шарма, Гарри? Он же Томас Шерман. Он же… хрен его знает кто.
— Конечно. Кто ж его не знает!
— Я к примеру. Просвети меня.
— Сей момент. Ну, прежде всего, он то в Чикаго, то у нас. Во-вторых, он живет на счет своих баб. В-третьих, он живет исключительно ради баб. Он тянет с одних и отдает другим. Одной рукой берет, другой отдает.
— Как это понимать, Гарри? Он сутенер?
— Нет. Как всем известно, Фредди из тех мужиков, которым баба готова сама заплатить, чтобы лечь с ним в койку.
— Что у него в досье?
— Семь или восемь арестов. И все из-за девок. Все до единого.
— Сколько отсидок?
— Ни одной.
— Странно, что после такого количества арестов он ни разу не отправился за решетку. И как же ему удавалось выходить сухим из воды?
— Ну, Пит, ты же знаешь как оно бывает с жертвами сексуальной агрессии. Сказать полицейскому, что вот этот хмырь лапает тебя в метро одно дело, а повторить то же самое в переполненном зале суда при репортерах — это совсем другое. Да в девяти случаях из десяти девица заберет заявление и постарается поскорее забыть о случившемся.
— Так значит это специальность Шарма — лазить женщинам под юбки?
— Да, либо же он просто именно на этой шалости засыпался. Пару раз его арестовывали за то, что он в темном кинозале шарил по карманам соседей. Этот парень уникальный случай феминомании — я бы так назвал его недуг. Ну возьми его последний привод. Знаешь, за что его взяли? Он присобачил маленькое зеркальце к ботинку, чтобы в автобусе заглядывать женщинам под юбки.
— Гарри, я собираюсь его сейчас навестить в отеле. У тебя ещё что-нибудь есть на него?
— Нет. Но послушай моего совета, Пит. Если ты идешь к нему с подружкой, лучше спрячь её где-нибудь в котельной.
Я поблагодарил Гарри за заботу о моих подружках и, миновав потеющего портье, поднялся по замызганной лестнице на третий этаж.
Подойдя к 312-ому номеру, я остановился и прислушался. Из-за тонкой двери доносился храп. Судя по тембру, храпел мужчина. Я постучал, подождал секунд двадцать и снова постучал. Храп не прекратился. Тогда я постучал в третий раз — так громко, что мой стук мог бы разбудить постояльцев этажом ниже и выше. Но на храпящего это не произвело никакого впечатления.
Тогда я вынул из кармана плотную, запаянную в пластик фотографию Нэнси Эллис, сунул её между дверью и косяком, так что она уперлась в личинку замка, а потом, навалившись всем весом на дверь, резко крутанул ручку вправо и вошел.
На провисшей пружинной кровати, подложив под голову руку, лежал мужчина в помятых штанах, босой и без рубашки. Он был худой, чуть ли не изможденный, со светлыми волосами, темнеющими у корней, с грубовато-красивым лицом — причем под ушами едва виднелись ниточки серповидных шрамов, которые остаются после подтяжки лица. Теперь было ясно, почему Билл Крофорд и Голосистая Энни дали Фреду Шарма лет на десять меньше его истинного возраста — а было ему за пятьдесят.
— Э! — завопил он. — Какого черта?
Я приветливо кивнул ему.
— Что, разбудил вас, мистер Шарма?
— Вы ошиблись дверью, приятель. Я Шерман.
Я закрыл за собой дверь, подошел к стоящему у кровати стулу и сел.
Он с нескрываемым удивлением смотрел на меня.
— Нет, это просто неслыханно! Что вы себе позволяете?
Я продемонстрировал ему свой жетон.
— Селби, — спокойно представился я. — Не горячитесь так, Шарма.
— И чем же вы объясните свое вторжение сюда?
— Плохим воспитанием. Впрочем, лапать девочек в метро — тоже результат плохого воспитания.
Он сел, не спуская с меня вытаращенных глаз, потом спустил ноги на пол, достал сигарету из пачки, лежащей на тумбочке, и израсходовал три спички, прежде чем сумел прикурить.
— Так, ладно, — едко произнес он наконец. — Что я натворил на этот раз?
