— Продолжайте, Шарма.
— Так, на чем мы остановились? Ах да, она, значит, рыдает и умоляет её отпустить, а он ей говорит, что только деньгами делу не поможешь и единственная возможность для неё избежать электрического стула — это беспрекословно делать то, что он скажет, и не спорить. Трудненько ему пришлось пока он заставил её согласиться, но в конце концов он уложил её в эту вот самую койку и начал обрабатывать. Это просто с ума сойти — я тут лежу изображаю мертвого, а Эрни скачет на этой девице как жеребец, а девица рыдает в голос — у меня чуть сердце не разорвалось от её рыданий — а Эрни хохочет, точно все это какая-то невероятная хохма. Потом он присел передохнуть, а ей говорит, что не о чем беспокоиться, пока она ему беспрекословно подчиняется. Он пообещал ей избавиться от трупа и что, мол, если она будет держать рот на замке, никто никогда не узнает, что она меня убила. Ну, можете себе представить картину: этот жирный боров сидит набирается сил, чтобы снова её уделать, она лежит в моей кровати, рыдает и благодарит его за доброту, а я… Повторяю, от всего этого я чуть разрыв сердца не получил.
Он склонил голову.
— Вон видите шрам? Это она меня так шарахнула по башке пепельницей. Шрам небольшой, но крови было столько, точно она мне ножом по горлу полоснула.
— Сочувствую вам. — пробормотал я. — Продолжайте.
— Да я все рассказал. Он ещё пару раз её оседлал, а потом увез то ли домой, то ли ещё куда. Больше я её не видел. Я только знаю, что он забавлялся с ней, как кот с мышонком. И все мне рассказывал, что вот, мол, провел с ней очередной сеанс сексотерапии — и при этом хохотал как сумасшедший.
— Вы давно с ним знакомы?
— Года три.
— Познакомились здесь или в Чикаго?
— В Чикаго. Но учтите: мне он не друг, никто. Он просто приятель.
— Ясно. Как вы познакомились?
— В одном озорном местечке. Шоу с девочками.
— В секс-цирке?
— Да, там. В цирке. Я тогда ещё не знал, что он там заправлял всеми делами. Мы разговорились. Так, слово за слово. А недели через две я с ним столкнулся уже в Нью-Йорке. Пригласил выпить. Потом уж он заявлялся ко мне когда хотел.
— На днях в него кто-то стрелял, но вы, конечно, ничего об этом не знаете, Шарма?
— Я только знаю, что стрелял не я. Что вам от меня нужно? Я не убивал эту девчонку, и я ни в кого не стрелял. Я вообще в своей жизни и мухи не обидел.
— Итак, вы утверждаете, что вам ничего не известно об этом?
— Этого я не говорил. Я только сказал, что стрелял не я. А про выстрел я знаю. Эрни показывал мне ожог от пули на руке. — Он нервно затянулся сигаретой, почти тут же выпустил дым и лихорадочно затушил сигарету в пепельнице. — Неужели этот лгун вам такое наговорил? Что я убил Нэнси Эллис и пытался убить его?
— Неважно, что он мне сказал. Расскажите поподробнее про пулевой ожог.
— Послушайте. Он только показывал мне свою раненую руку. Он сказал, что кто-то за ним охотится. Но не сказал, кто, где, почему.
— Когда это было?
— Позавчера. Он пришел сюда часов в десять вечера, показал мне ожог и сказал, что его пытались убить.
— Вы знаете чикагца Ударника Дугана?
— Да.
— Как думаете, это может быть он?
— Дуган? Нет! Зачем? Они с Эрни добрые друзья.
— Вы уверены?
— Приятель, я говорю только то, что я думаю. Если вам кажется, будто я пытаюсь спасти кому-то шкуру, вы очень ошибаетесь. Меня беспокоит только моя собственная персона. Ясно?
— Вам известно, что Дуган болен проказой?
— Ох, да. Когда я об этом узнал, то стал его за милю обходить. С этой чертовой проказой шутки плохи.
— Вы знали, что он в Нью-Йорке?
— Нет.
— Что вы можете мне о нем рассказать?
— Немного. Он… это… одиночка. Никто кроме Эрни с ним знаться не хочет. Но если вы хотите его отыскать, советую обойти большие музыкальные магазины.
— Почему?
— Парень свихнулся на парадных маршах. Обожает духовые оркестры. Он без ума от Саузы, Голдмана. Военные марши — это его стихия. Он может часами простаивать в будках для прослушивания. Если хотите знать, он слушает их тут на халяву только потому, что в Чикаго владельцы музыкальных магазинов его уже давно на порог не пускают.
— Хмм. Возможно, это зацепка.
