(5) Вот что представляет собой остров Британия, и таких имеет он жителей, во всяком случае, в незамиренной своей части. Ведь то, что это остров, было, как я уже говорил, с очевидностью доказано в то время. Он имеет в длину девятьсот пятьдесят миль, в ширину, в самом протяженном месте, — триста восемь, а в самом узком — сорок. Из всей этой площади мы владеем немногим меньше половины.
13(1) Итак, Север, желая покорить весь этот остров, вторгся в Каледонию и, продвигаясь в глубь страны, столкнулся с бесчисленными трудностями: приходилось и леса вырубать, и срывать возвышенности, и засыпать болота, и возводить переправы через реки;(2) при этом, однако, он ни разу не вступал в сражение и не видел врага, построенного в боевые порядки. Неприятели преднамеренно пускали стада мелкого и крупного скота перед римскими воинами, чтобы увлечь их захватом добычи и, заманив как можно дальше, измотать. Дело в том, что римляне сильно страдали из-за дурного качества воды и, стоило им рассеяться, подвергались нападениям. Когда же они оказались не в состоянии идти, то сами умерщвляли друг друга, дабы избежать захвата в плен, так что в целом погибло до пятидесяти тысяч человек.(3) Однако Север не останавливался, пока не приблизился к крайнему пределу острова. Здесь он самым тщательным образом произвел наблюдения за движением солнца и протяженностью дней и ночей как в летнее, так и в зимнее время.(4) Таким образом, пронесенный, можно сказать, через всю вражескую страну (дело в том, что большую часть пути его действительно по причине его немощи несли в крытых носилках), он вернулся в дружественную часть острова, после того как принудил британцев заключить мир на условиях оставления ими немалой части их земли.
14(1) Антонин причинял ему бесконечные тревоги и беспокойство и своим разнузданным образом жизни, и явной готовностью при первой возможности убить брата, и, наконец, тем, что он затевал заговор и против самого императора. Как-то раз он неожиданно выскочил из своей палатки, крича во все горло, что над ним надругался Кастор. Этот человек был лучшим из отпущенников в окружении Севера и занимал одновременно должности его секретаря и спальника. На этот крик собрались некоторые воины, которые были заранее подготовлены, и стали кричать вместе с ним, но быстро присмирели, когда среди них появился сам Север и наказал наиболее ретивых смутьянов.(3) В другой раз, когда они оба направлялись на встречу с каледонцами, чтобы принять у них сдачу оружия и обсудить условия перемирия, Антонин прямо попытался собственной рукой убить отца. Ехали верхом, скакал в том числе и Север, несмотря на то, что из-за болезни он подвязал ноги, в сопровождении остального войска и при этом на виду у неприятельского отряда.(4) И при таких-то условиях, когда все двигались в тишине и порядке, Антонин осадил своего коня и обнажил меч, словно собираясь поразить своего отца в спину. Однако скакавшие сзади, увидев это, закричали, и поэтому Антонин, смутившись, больше ничего не сделал. Север, обернувшись на их крик, увидел меч, не произнес ни слова, но поднялся на трибунал и, завершив необходимые дела, вернулся в свою ставку.(5) Тогда, вызвав сына, а также Папиниана и Кастора, он приказал положить меч так, чтобы его легко можно было взять, и упрекнул юношу за то, что тот вообще дерзнул на подобное, но в особенности за то, что тот готов был совершить столь ужасное преступление на виду у всех, как союзников, так и врагов, и в заключение сказал: «Если ты действительно хочешь меня зарезать, убей меня здесь.(6) Ведь ты полон сил, тогда как я стар и немощен. Если же ты не отрекаешься от этого деяния, но не решаешься поразить меня собственной рукой, то рядом с тобой стоит префект Папиниан, которому ты можешь приказать меня умертвить: ведь он исполнит любой твой приказ так, словно ты и есть император».(7) Сказав так, он тем не менее не причинил Антонину никакого зла, хотя сам не раз осуждал Марка за то, что тот тайно не устранил Коммода, и сам же не раз грозился так поступить со своим сыном. Однако подобные угрозы он всегда произносил в припадке гнева, тогда же он проявил большую любовь к своему отпрыску, нежели к государству; впрочем, поступая таким образом, он предавал другого своего сына, так как прекрасно понимал то, что произойдет в дальнейшем.