7(1) Сыновья Севера, Антонин и Гета, словно бы избавившись в лице Плавциана от надсмотрщика, пустились во все тяжкие. Они путались с женщинами и растлевали мальчиков, сорили деньгами, приятельствовали с гладиаторами и колесничими, состязались друг с другом там, где имели общие интересы, но ссорились там, где их устремления расходились,(2) ибо если один увлекался чем-то, то второй непременно выбирал прямо противоположное. В конце концов они затеяли друг с другом некое состязание, устроив гонки на упряжках пони, и соперничали столь сильно, что Антонин свалился со своей двуколки и сломал ногу.(3) Во время болезни и лечения своего сына Север не пренебрегал ни малейшей своей обязанностью, но вершил суд и занимался всеми делами, относящимися к власти. За это он удостоился похвал, а за умерщвление Квинтилла Плавциана — осуждения. Он предал смерти и многих других сенаторов, причем некоторых после того, как им должным образом в его присутствии предъявляли обвинения, давали возможность выступить в свою защиту и выносили приговор.
(4) Квинтилл, муж благороднейшего происхождения, в течение очень долгого времени входивший в число первых сенаторов, стоял тогда на пороге старости и жил в деревне, не вмешиваясь ни в какие дела и не совершая ничего противозаконного, но тем не менее стал жертвой доноса и был уничтожен. Итак, собираясь принять смерть, он послал за своим погребальным убором, который давно заблаговременно себе приготовил, и, увидев, что он истлел от времени, воскликнул: «Что это значит? Мы опоздали». Затем, воскурив ладан, он сказал: «Я молюсь о том же, чего пожелал Сервиан Адриану». Так он тогда умер; и были устроены гладиаторские бои, во время которых, помимо прочего, было убито десять тигров.
8(1) Вслед за этим была поставлена точка в деле Апрониана, которое даже как слух представляется невероятным. Поводом для обвинения послужило то, что кормилица Апрониана, как утверждали, однажды увидела сон, предвещавший ему императорскую власть, и, кроме того, его подозревали в применении магии ради достижения данной цели. При этом осужден он был в то время, когда занимал пост наместника Азии.(2) В зачитанных нам показаниях против него, которые были получены под пыткой, было записано, что, когда на допросе у одного свидетеля пытались выведать, кто передал сон и кто о нем слышал, тот отвечал среди прочего следующее: «Я видел, как заглянул какой-то лысый сенатор».(3) Услышав это, мы ощутили весь ужас своего положения. И хотя никакого имени ни осведомитель не назвал, ни Север не записал, все были настолько ошеломлены, что страх охватил даже тех, кто никогда не бывал в доме Апрониана, причем напуганы были не только те, кто вовсе не имел волос на голове, но даже люди с залысинами на лбу.(4) И хотя никто уже не был уверен в своей безопасности, кроме тех сенаторов, которые могли похвастаться густой шевелюрой, все озирались кругом, высматривая вероятных подозреваемых, и перешептывались: «Это, должно быть, такой-то», «Нет, такой-то». Не стану умалчивать и о том, что тогда случилось со мной, каким бы нелепым это ни показалось. Я пришел в такое смятение, что начал ощупывать волосы на своей голове.(5) То же самое происходило тогда со многими другими сенаторами. И все наши взоры были обращены к более или менее лысым, словно тем самым мы пытались убедить себя в том, что опасность угрожает не всем нам, а исключительно этим людям.
Так продолжалось до тех пор, пока не выяснилось, что тот лысый сенатор был одет в тогу-претексту.
(6) Как только мы услышали об этом обстоятельстве, наш взгляд застыл на Бебии Марцеллине, ибо он занимал должность эдила и был совершенно лысым. Поднявшись со своего места и выйдя на середину, он произнес: «Этот человек, конечно же, без труда опознает меня, если действительно видел».(7) После того как мы одобрили это предложение, был введен осведомитель, который, несмотря на то, что Бебий находился рядом, долгое время глядел по сторонам в поисках того, кого он должен был опознать, и молчал. Наконец, едва заметным кивком его направили в нужную сторону, и он указал на Бебия Марцеллина.9(1) Так Марцеллин был осужден из-за любопытного взгляда одного лысого человека и был выведен из здания сената, оплакивая свою судьбу. Пройдя через форум, он отказался идти дальше, но прямо здесь простился со своими детьми, которых было четверо, и произнес в высшей степени трогательные слова: «Одно только печалит меня, дети мои, — сказал он, — то, что я покидаю вас живыми».(2) Затем ему отрубили голову, прежде чем Север узнал о вынесенном ему приговоре. Однако справедливое отмщение настигло Полления Себенна, который допустил обвинение, приведшее к смерти Марцеллина. Он был выдан Сабином норикам, с которыми, будучи у них наместником, обходился отнюдь не по-доброму, и подвергся исключительному унижению;(3) мы видели его распростертым на земле и жалобно умоляющим о помощи, и если бы он не получил пощады благодаря своему дяде Ауспексу, то погиб бы жалкой смертью. Сей Ауспекс был человеком в высшей степени остроумным, речистым, презирал весь род людской, всегда был готов друзьям угодить, а недругам отомстить.(4) Передают множество его едких и остроумных изречений как по поводу разных людей, так и обращенных к самому Северу. Одно из них следующее. Когда император был записан в род Марка, Ауспекс сказал: «Поздравляю тебя, Цезарь, с тем, что ты обрел отца», как будто он до этого времени не знал отца в силу своего темного происхождения.
