В 1862 году Кельсиев прибыл в Россию с паспортом на имя турка Василия Яни, вместе с ним в Москве оказывается Артур Бенни. Их деятельность по изготовлению листовок «Русская правда» в романе Н. С. Лескова «Некуда» изображена иронически. Однако главной целью Кельсиева являются не проклмации, а встречи с раскольниками. В Лондон он возвращается с триумфом, закатывая банкет по случаю юбилея «Колокола».
Между тем исторические изыскания кавказца с турецким паспортом находят признание в консервативном «Русском вестнике». Кельсиеву только этого надо: он отправляется на юг России, привозит в Лондон донского атамана-раскольника Гончарова, которого знакомят не только с Герценом, но и с министром иностранных дел Франции Э. Тувенелем. Затем Кельсиев и Гончаров создают колонию близ Константинополя, и «турецко-подданного» историка раскола делают атаманом. Более прозорлив старообрядческий епископ Пафнутий (Овчинников): после встречи с Герценом в Лондоне он запрещает своей пастве вступать в отношения с лондонскими безбожниками.
Безбожник Кельсиев маскируется под христианина. Он говорит старообрядцам в Добрудже в 1864 году: «Христолюбивое воинство наше пойдет на Москву, выборных от народа на Земский Собор скликать… за землю святорусскую, за народ… Божий… Чтобы досталась народу Земля и Воля… Чтобы царствовала своя правда, а не чужая кривда… Ибо за ближних своих душу покласть… Казенная мироедная власть проходит, мирская народная приходит, иностранная исчезнет, святорусская наступает…».
По оценке М. Саркисьянца, старообрядческий проект был не побочным, а системообразующим у «радикально-либеральных» эмигрантов. Он отмечает, что проекты опорных точек «Земли и Воли» географически совпадали с местами концентрации староверческого населения, а первоначальная «Земля и Воля» (1861) «была создана по аналогии с первой церковной организацией староверов-поповцев — т. е. с одним центром в Российской империи, вторым же — за границей, в Лондоне, вокруг Герцена».
Александр Михайлов, руководивший петербургской структурой «Народной воли», несколько лет прожил в Саратовской губернии среди староверов-беспоповцев, и там «не только сделался даже внешне неотличим от своих новых собратьев, усвоив их образ жизни и мировоззрение, но также снабжал коллег-революционеров старообрядческими текстами, чтобы тем было откуда черпать аргументы». Вера Фигнер писала в мемуарах, что «специальной группе в составе Народной Воли было поручено, под видом «христианского братства», вести антиправительственную пропаганду среди староверов и сектантов, используя религиозные аргументы».
Мы уже упоминали о том, кто для Михайлова был самой авторитетной личностью в подполье. М. Саркисьянц подтверждает это лишний раз: «Марк Натансон, один из старейших социалистов-революционеров, говорил о старообрядцах и сектантах как о союзниках революции».
В 1867 году Кельсиев добровольно сдается на границе русским властям, пишет покаянную «Исповедь», в которой отказывается от нигилизма, и получает возможность продолжить свою публицистическую деятельность в правой прессе — в том числе у Каткова. После этого «нигилисты», негодуя, прерывают контакты с ним. В отличие от непосвященных, Герцен их сохраняет: более того, когда в Россию, с посещением Москвы и Киева, на полгода (!) отправляется экс-парламентарий Чарльз Дилк (накануне издавший книгу «Greater Britain»), он получает рекомендации от Герцена к Кельсиеву. Сэру Чарльзу Дилку так необходимо получить контакты с «передовыми людьми» в России, что он специально заезжает в Женеву, где в тот момент находится Герцен.
Принцип перевертыша
Период премьерства Бенджамина Дизраэли совпадает с резкой поляризацией российской периодической печати на два лагеря. Как левым, так и либералам противостоит романтическое экспансионистское течение, крепнущее на фоне успехов России в турецких войнах. Этот, казалось бы, вполне естественный процесс вовлекает, однако, обученных в Лондоне «перевертышей».
«Вся цель и идеал славянства состоит в том, чтобы слиться во что бы то ни стало воедино; слиться в один народ, возыметь один язык, одну азбуку», писал Василий Кельсиев в путевых заметках на страницах «Голоса», называя задачу общеславянского союза «первоочередной политической целью». В том же контекст неожиданно вплетается вроде бы совсем иная тема — о взаимоотношениях евреев и славян.
