Удар по колену сапогом, добивающий в грудь кинжалом, бросок ножа, укол в бок, уход от тяжёлого замаха, бросок следующего ножа, удар в плечо — он покатился, приостановился и в низкой позиции стал наносить колющие и режущие удары, неизменно отзывающиеся криками боли и проклятий.
Несмотря на низкий рост — по грудь среднему взрослому человеку, а может и благодаря ему, он знал, что является неудобным соперником для людей. Тем более, применяя тактику, успешно отработанную не единожды и на гораздо подготовленных противниках (кстати, бывший чуть выше его гном Ностромо, тоже был спец в этом): когда находишься в окружении и калечится всё, до чего можешь дотянуться, а сам виновник, действующий ниже горизонта зрения, замечается не сразу. В общем, спустя совсем непродолжительное время после своей атаки он лицезрел бездыханное, окровавленное тело своего недавнего кормильца и любителя поговорить. К сожалению, времени останавливаться и проверять, в каком тот состоянии, не было.
В это же время, когда гоблин мчался к хлипкой баррикаде, которая уже начала поддаваться под людским напором и потихоньку смещаться, тролль превратился в сгусток неукротимой ярости. Огромный и страшный. Первыми его жертвами стали парочка отмороженных телохранителей, инстинкт самосохранения которых был потерян с разрывом материнской пуповины, либо заглушен наркотиками — они вполне серьёзно полагали, что смогут остановить снежного тролля! Первый упал с проломленной головой, даже не успев замахнуться своим длинным ножиком, второй схлопотал удар в живот торцом бревна, после которого он бы вряд ли очнулся, но Рохля лёгким пинком добил его, свернув шею — мелочей в уничтожении врагов нет. Остальные, успевшие преодолеть баррикаду, устрашённые новым противником, даже не пытались сопротивляться, начали разбегаться, словно мыши-полёвки, оставляя лежащие вперемешку тела защитников района и нескольких своих, подталкиваемые сзади ужасным рёвом и наступающими безжалостными ударами, каждый из которых неизменно уменьшал их количество. Панический страх прибавлял людям прыти и прыгучести. Но они мешали друг другу, спотыкались, падали и гибли под неотвратимой поступью. Последние замешкавшиеся в силу выяснения первоочерёдности преодоления преграды, получили мощный толчок взятым поперёк бревном, и буквально перелетели сцепленные телеги и рухнули на головы опешившим и волнующимся от непонятности происходящего людям, изрядно утерявшим первоначальный задор, что говорило о первоначальной разобщенности толпы и никудышных бойцовых качествах каждого отдельного участника. Их товарищи, сломя голову, выскакивали с той стороны, а какая-то стремительная фигура, настигающая неудачников, ещё совсем недавно праздновавших победу и собственнически поглядывавших на беззащитные дома.
Худук мстительно представлял жуткое разочарование многих, желавших под удобным лозунгом (считай, по прямому разрешению церкви; старая она или новая — не суть важно) потешить до поры до времени скрываемые потребности к разрушению. А тут такой конфуз: вместо весёлой (после разграбления трактира) и приятной (мужчины успели отведать сладкой сопротивляющейся женской плоти) прогулки с полным ощущением вседозволенности, кое-кто как-то вдруг получил по голове! Хорошо, если отделаются мигренью и притащатся домой к жене и детям не солоно хлебавши, в синяках и боевых царапинах, которые только супруге можно показать, гораздо хуже, если думательная часть тела скатится в сточную канаву, а синюшное тело пополнит штабель братской могилы за городом…
Рохля, понявший, что ситуация «выровнялась», наконец отложил дерево в сторону, и принялся за иное, менее смертоносное, но всё равно очень поучительное для несостоявшихся убийц и грабителей занятие: бросать провинившихся подальше.
Он выбирал шевелящиеся тела, брал за руку и ногу, слегка раскачивал и отпускал в свободный полёт, который был достаточно короток и вряд ли приятен.
И тут на телегу наконец-то уверенно вылез гоблин, походя скинув чуть не долетевшее до конечного пункта бессознательное тело, обвёл презрительным взглядом волнующееся море (скорее — озеро) недоумённых голов, запрудившее всё пространство моста и слегка растёкшееся вдоль ограды канала на той стороне, удовлетворённо кивнул сам себе: тут было более трёхсот человек точно. Три десятка прорвались на эту сторону, а потом вернулся в не совсем товарном виде в лучшем случае десяток. Буркнул негромко и непонятно: «Сейчас проверим», и неожиданно закрутился на месте, завыв на низкой ноте.
