Комнаты Рембрандта заполняются различными предметами: вазами, коврами, шашками, тюрбанами. Китайская и японская графика занимает почетное место на стенах. Много работ современников. Рембрандт скупает то, что ему по душе, что радует его глаз. Мебель заменяется новой, в доме появляются экономка и служанка. Приходят новые ученики. Словом, художнику могут позавидовать и недруги, и доброжелатели…
Но бывает ли счастье полным?..
Простояв целый день за мольбертом, Рембрандт идет в столовую. Лисбет уехала в Лейден, по-видимому, недовольная своим положением у брата. «Если уж мыть полы, то лучше у себя дома», – как-то бросила она, к большому огорчению брата. Уехала в Лейден, где в старом доме остались только Адриан и его жена Антье. (Геррит скончался два года тому назад. Можно сказать, отмучился, ибо последнее время уже не вставал с постели – невыносимо болели ноги, спина, шея.)
Рембрандт любил, чтобы в комнате было светло, особенно за ужином. Просил не жалеть свечей…
И вот затопал он, стуча башмаками, из мастерской в столовую.
Саския ждала его, не притрагиваясь к еде. Он внимательно посмотрел на нее. Она казалась бледной.
– Ты нездорова? – спросил он тревожно.
Саския улыбнулась, отрицательно покачала головой.
– Приятно слышать. Но что же все-таки?
– Ничего. – Она опустила глаза. – Ты просто замучил меня.
– Я? Когда?
– Этой ночью.
– Ах, вот ты о чем! – Он подошел к ней, обнял за плечи, поцеловал в обе щеки. – Мне казалось, что ты не в претензии ко мне.
Она приложила палец к его губам.
– Помолчал бы…
Саския тихо смеялась, обняв его за шею.
– Ужинать пора, медведь.
Он усадил ее на мягкий, обитый кожей стул, поцеловал обе руки. И произнес смеясь:
– По мне нет лучшего в мире счастья, чем тяжелая работа днем, сытный ужин с вином и такой, как ты, ангел в постели. Ей-богу, правда!
– Постыдился бы! Еще услышат…
– Ну и пусть! – Вдруг он выпрямился, посерьезнел, тихо спросил: – Может, ты в ожидании?
Она произнесла:
– Может быть…
– Браво, Рембрандт, ты еще не весь выдохся у этих проклятых мольбертов и треклятых металлических досок!
Он радостно потер руки, а потом вонзил вилку в жареного гуся.
– Надо позвать доктора Тюлпа.
– Пока не надо.
– А когда же?
– Потом…
Он положил себе большой кусок гуся, салату, налил ей и себе вина.
– А тебе можно? – вдруг спросил он.
– Наверное, немного можно. Чуть-чуть…
Доктор Тюлп подтвердил, что предчувствия не обманули госпожу ван Рейн. Все идет своим чередом. Доктор предложил Рембрандту вяленой рыбы и пива.
– Вам, как лейденцу, это должно понравиться, господин ван Рейн, – сказал он.
– Спасибо, доктор. Но почему же так поздно? Прошло два года, если не больше. После свадьбы…
– Бывает, господин ван Рейн, природа ведет нас верными, но подчас неисповедимыми путями.
– А мне не верится…
– Не верите, господин ван Рейн?
Рембрандт, краснея, произнес:
– Не верю, что сделаюсь наконец отцом.
– Все нормально. Все будет хорошо.
– А вам не кажется, доктор, что Саския мрачнеет?
– Это бывает со многими… Течение беременности не всегда можно предсказать. На всякий случай я попрошу господина Бонуса, чтобы и он осмотрел ее. Ум хорошо, а два – лучше.
Доктор Тюлп поднял бокал. То же самое сделал и Рембрандт. Он сказал:
– Теперь я с большим усердием примусь за работу.
– Вы и без того усердны. Даже слишком… Попробуйте рыбу. – Доктор придвинул блюдо к художнику. – Что вы делаете из больших работ?
– Пишу по заказу принца. Он сам подсказал мне библейские сюжеты. «Страсти Христовы» назвал он.
– Самолично заказал?
– Нет, через господина Константейна Гюйгенса.
Доктор пригубил вино.
– А каков господин Гюйгенс? А? – сказал доктор. – Это он восславил вас, а теперь – сам принц! Поздравляю вас! Всякий раз, когда бываю в хирургической гильдии, не могу пройти мимо вашей картины. И знаете, что шепчу?
– Даже не представляю себе, ваша милость.
– Держу пари, не угадаете! Я говорю: «Спасибо вам, господин Гюйгенс!»
Рембрандт немного смутился:
– Вы слишком добры, доктор.
– Я же безо всякой лести, господин ван Рейн. Говорю одну чистую правду!..
Немец Иоахим фон Зандрарт – одногодок Рембрандта – одно время жил в Амстердаме. В конце тридцатых годов. Это была вершина славы Рембрандта. Несомненно, бывал в мастерской художника. Сам хороший живописец и гравер, он является автором биографий многих художников, с которыми знакомился во время своих путешествий. Вот его слова о Рембрандте:
