— Послушай Аня,
после нашего отъезда был тут Семен, конюх из Зайцево?
— Кто? — не
сразу поняла девушка, но вдруг, вспомнив, спохватилась: — Ах да, был конечно,
невысокий такой мужчина в рыжем тулупе. Батюшку спрашивал, хотел отвезти к
себе, мать у него при смерти. Но я объяснила, что вы уехали на требу, к
больной. Обещала, как приедете, передать. — Анна вдруг испугалась, что еще
ничего не сообщила отцу Прохору.
— Ой, а я
батюшке забыла сказать, — повинилась она и прикрыла губы ладошкой.
— Да и не надо,
глупышка, — Нина Григорьевна улыбнулась, подошла к девушке и погладила ее по
плечу. — Не надо. Исполнил уже батюшка эту требу: напутствовал Анфису по
полному чину — и исповедовал, и причастил. А старушка-то как счастлива была!
Глаза так и сияли.
— Как это? —
удивилась Анна. — Кто ж ему сказал? Ведь я не смогла вспомнить куда вы уехали,
хотя мужчина и пытал. Как же он вас нашел?
— Не он, Сам
Господь нас привел. Чудо, одним словом.
Нина
Григорьевна присела к столу рядышком с Анной и принялась рассказывать…
— В Подсевки мы
добрались нормально, хотя уже и вьюжило. Батюшка причастил больную, и мы тут же
не мешкая отправились домой. Думали до бурана успеем, но в дороге так
закрутило, так замело, что не видать ничего. Я лошадь куда не поверну, все
снегу по живот. Мучались долго. То постоим, то немножко продвинемся, а лошадь
молодая, рвется. Я и говорю батюшке: "Погибнем в дороге. Все сравнялось,
замело ни канав, ни дороги ничего не видно". А он: "Нина Григорьевна,
пустите Вишню, она лучше нас знает где дом, сама нас привезет". Я и
пустила вожжи. Вишня постояла и потихоньку двинулась. То поворачивала куда-то,
то опять прямо шла. Постоит и опять пойдет. Уж стемнело, а мы все едем и не
знаем куда. Потом видим огонечек, на него и пошли. Так и оказались в деревне.
Батюшка говорит, мол, надо постучать спросить что это за деревня, а тут как раз
человек к нам подбегает. Радостный такой — чуть не обнимать нас кинулся.
"Сюда, батюшка, сюда, — кричит, — уж как мы вас ждали, думали не приедете,
а вы тут как тут. Спасибо! А мать-то уж совсем плоха". "А что это за
деревня?" — спрашивает батюшка, не подавая вида, что удивлен таким восторженным
приемом. "Зайцево это, — отвечает мужик и вроде как удивляется. — Вы что
ж, не признали меня? Конюх я, Семен Митрофанов, сын Анфисы Петровны
Митрофановой. Вы же к нам и едете? Успели. А мы-то с девушкой вашей, гостьей,
то есть, головы ломали: успеете, нет? А вы успели". "Та-ак, —
протянул батюшка, как видно уж начиная что-то понимать, — веди к матери".
А я-то все в толк не могла взять: почему это нас тут ждут, и почему радость
такая? Потом уж, как батюшка к напутствию приступил, еще раз обо всем Семена
расспросила, тогда уж и дошло… А старушка-то совсем плоха была. Лежала, в лице
ни кровинки, глазки закрыты, чуть дышит. Но как батюшка вошел, встрепенулась,
глазки открыла, и искорки счастливые в них засверкали. А батюшка ни о чем и не
расспрашивал. Он сразу столик велел чистым накрыть, Дары Святые достал, — он
всегда с собой несколько частиц берет на всякий случай, — крест, Евангелие,
Требник — в общем, все, что в таком случае нужно — и молитвы начал читать. А я
Семену и говорю, что не были мы, мол, дома, из Подсевок ехали и заплутали в
пурге, а в Зайцево случайно оказались. Он все рукой махал, не верил. "Как
это, — говорит, — случайно. Подсевки — вон они где: больше шести верст, за
рекой. Вы бы скорее в Шумилово попали или в Сорокино". "Так нас же в
Зайцево ждали", — отвечаю. Он осекся, и рот у него варежкой открылся…
Обратно поехали, так нам уж вьюга-пурга совсем нипочем были. Раз такое
случилось, то чего ж теперь бояться? Батюшка молчал всю дорогу: молился,
наверное. А я так все события в голове перекрутила и такой на меня страх вдруг
напал. Это ж надо? Читали мы и слышали про чудеса, да знамения, а тут такое и
прямо с нами случилось. Ведь настоящее чудо! Не каждый и поверит!
Нина
Григорьевна замолчала: может быть опять мысленно окунулась в круговерть
минувших невероятных событий или же ожидала каких-то слов от Анны? А та, не
находя нужных слов, медлила. Говорить что-то холодное и банальное не хотелось,
ведь событие и верно было из ряда вон, но за живое оно Анну еще не ухватило, не
проняло душу. Но тут вошел отец Прохор, и Анна облегченно перевела дух. Батюшка
скинул тулуп, улыбнулся Анне и потер друг о дружку ладошки.
