На этом оригинальном умозаключении Алик застрял, замедлил шаг у ларька, но прошел-таки мимо и направился к большому универсаму в конце улицы. В универсаме наверняка будет очередь в кассу. Пусть произойдет то, что должно произойти, он не имеет право вмешиваться в чужие жизни и навязывать решения. Алик зашагал торжественно, в полной мере осознавая размах и размер собственной жертвенности, пока не споткнулся о подлую мыслишку: — А не сам ли ты все это подстроил? Тебе удобна такая развязка. Ну, помучаешься, не без того, особенно первое время, зато разрешиться двусмысленное положение, не придется врать жене, не придется ложно обнадеживать Вику. — Это я спьяну, немедля отвечал сам себе Алик, но подлая мыслишка не унималась. Алик остановился у дерева с гладкой корой красноватого оттенка, полез за сигаретами. — Им, оставшимся, легче, чем мне, им не надо ничего решать! новая мысль побежала вдогонку предыдущей. Восхитительная пустота в голове сменилась многоголосой хованщиной.
Оставшиеся в прокуренной комнате безмятежно уселись на диван после ухода Алика и раскурили очередную сигарету на двоих, на столе осталась пустая пачка.
— Все-таки, курить надо бросать, — вдумчиво заговорила Вика и выжидательно посмотрела на конфидента.
— Да, вот никак не собраться, — согласился Валера машинально и в две затяжки докурил общую сигарету. — Раздевайся, быстро.
— Что? — удивилась Вика, заведя руки за спину и незаметно расстегивая замок на юбке, с которым ни одному мужчине самостоятельно нипочем не справиться.
Валера юбкой заинтересовался мало, юбка не мешала ему, и Викины старания пропали втуне. Через пять минут она тоже забыла о замке, юбке и прочих пустяках. Ее ласкал Настоящий Мужчина, и то, что его «хозяйство», как выражается Светка, никак не могло придти в боевую готовность, ничего не значило. Вика покорно и охотно скользнула на пол, ухватившись за Валерины колени, подчиняясь его, отнюдь не немой, просьбе. Процесс пошел. Соприкасающиеся хрупкими боками стакан и блюдце с окурками ритмично задребезжали на столе.
Одна из чашек неожиданно, словно сама по себе, прыгнула к краю стола, упала и разбилась на две половинки. Алла с досадой бросила в раковину мокрую тряпку и наклонилась за осколками. Расхотелось прибирать кухню, накатила внезапная сонливость. Будто кто-то невидимый, какая-то тень, наподобие утренней, толкала Аллу в спину — иди спать, иди спать.
Алла. Четверг.
Диван недолго простаивал в отсутствии хозяина, хозяйка приняла вахту, свернулась калачиком, натянула на ноги край пледа.
— Так вся жизнь пройдет. Уже никогда ничего не случится со мной: ни чудесного, ни страшного, — подумала Алла, погружаясь в состояние между сном и бодрствованием. Темное плотное пространство с плавающими светящимися кругами окружило ее, пластично вытягиваясь в коридор с оплывающими стенами. Несколько лет тому назад Алла видела нечто подобное, когда лежала с высокой температурой. Она не верила, что это обычный грипп, температура держалась целую неделю, Алла бредила, боялась умереть и в полубреду договорилась с мужем до того, о чем после было стыдно и смешно вспоминать. Почему-то она решила, что если здесь, в этой жизни, условиться с близкими о встрече там никто не знает, что там, возможно, потому что никому не приходит в голову договориться о встрече здесь, — то встреча обязательно состоится, надо только четко договориться о месте. Тогда умерший первым сможет встретить и сопроводить уходящего позже. Есть же там какой-нибудь вокзал, где оказываются новенькие. Пусть не вокзал, но нечто подобное. А если таких пунктов несколько, встречаться, допустим, в самом первом, или крайнем справа, или пусть прибывший сидит у входа, а встречающий методично обойдет все вокзалы один за другим.
В коридоре появилась тень, не мнимая, достаточно плотная, но такая же мягкая и меняющаяся, как все вокруг, приблизилась, задрожала. Алла поняла, что сейчас ей покажут совсем особенный сон. Кто покажет — неясно, но присутствие чужой воли, навязывающей действие, вернее, бездействие, ощутила еще на кухне, когда разбилась чашка. Алла полетела за тенью, двигая руками и ногами, как при плавании неправильным брассом. Как обычно бывает во сне, летать оказалось довольно просто, но скоро Алла почувствовала некоторую усталость. Плавала она неважно, тоже быстро уставала. Плотное пространство разжижалось, стало прозрачным, как воздух в солнечный день, но здесь источник света находился не вне, а как бы в самом воздухе. Алла, вслед за тенью, миновала и этот участок, не понимая, куда они летят: вверх или вперед. Летели, очевидно, вверх, потому что когда измученная Алла подумала, что больше не в состоянии двигаться, тень внезапно остановилась, и они оказались в серой дымке, заполненной такими же тенями, а светлое пространство осталось внизу, под ними. Все, что там происходило, было отлично видно, причем оказалось, что наблюдать можно за всем сразу, а если хотелось рассмотреть отдельный участок, стоило взглянуть пристальней, и картинка, не увеличиваясь в размерах, проявлялась до мельчайших деталей. Больше всего это было похоже на громадный улей с сотами, расположенными по бесконечной спирали. Непрерывное движение вокруг сот создавало второй контур, увеличивая размер спирали, размывая границы ближе к краям. Улей дышал, двигался безостановочно и совершенно беззвучно. Прежде чем разглядеть то, что отсюда казалось сотами, Алла уже поняла, что увидит. Каждая ячейка представляла собой подобие вокзала. Тысячи теней толкались под высокими сводами, прибывая и прибывая, но сколько Алла ни вглядывалась, ни одна из теней вокзала ни покидала. Поезда отменили, дорогу разобрали? Нет, паники не наблюдалось, прибывающие тени не увеличивали суеты, суета оставалась та же, движение внутри вокзала не менялось. Из множества беспорядочных ритмов складывался один четкий, подобный перестуку маятника, но беззвучный. И тут же Алла увидела себя, дремлющую на диване под пледом. Различные картинки существовали в восприятии параллельно и естественно, не сопоставляясь одна с другой.
