-- Скажи, парень, -- начала Маша беспечным тоном, -- почто вы такие мохнатые?.. Старики?..
Девушки давно заглядывались на русских пришельцев, большая часть которых была в расцвете молодости, но пришельцы держались в стороне, оберегая свою чистоту и книжную суровость. При этом, однако, девицы мысленно делили пришельцев на две категории: "мохнатых" и "гладколицых". Мохнатые, заросшие бородой, не имели в их глазах никакой привлекательности. Их приравнивали к старикам, ибо у местного мужского населения бороды вырастали только в среднем возрасте. Между прочим, имя "русских" присваивалось пришельцам как исключительное наименование. Себя же самих жители называли "пропадинский народ". Бронский был молодым из молодых, и лицо его мало отличалось от гладкого лица девушки, шедшей с ним рядом.
"Голодный конец" лежал поодаль уже на другом плёсе извилистой речки. Они свернули влево, прошли вдоль высокого забора, огораживавшего полицейский двор, и очутились прямо в лесу. Тропинка, извивавшаяся среди узловатых лиственничных корней, была так узка, что иногда не было возможности идти рядом. Белка молнией стрельнула через дорогу, взлетела на дерево и остановилась на суку, прямо над головами молодых людей. Трудно было поверить даже в этом уединённом краю, что эта дорога проходит внутри города, соединяя его разбросанные части.
-- Скази, парень! -- продолжала Маша доверчивым тоном. Пришепётывание, свойственное местному русскому говору, придавало её речи особенно наивный и детский оттенок. -- Сказывают о вас, русских, что вы к жёнам немилосердные...
-- Немилосердные? -- переспросил Бронский.
-- У русских мужиков, сказывают, жёнам с другими любиться нельзя, не то убьёт.
-- Зачем же с другими любиться? -- спросил Бронский, поражённый спокойствием её тона.
-- А почто нет? -- сказала Маша. -- Много мужиков-то! Палец в кольце -- не замок на крыльце. А о девках сказывают, -- продолжала Маша, -- что, если которая принесёт ребёнка, отец выгонит её на снег и домой назад не пустит.
-- Бывает, что выгоняют! -- подтвердил Бронский.
-- О, какая страсть! -- вздохнула Маша. -- А ребёнка за что? Райская душка. У нас ребёнок придёт на свет, чей бы ни был, все рады. Пословица говорится: Чей бы бык ни скакал, а телёночек наш. Видно, правду говорят, что вы русские -- медведи, -- повторила она своё прежнее определение. -- Сердце у вас злонравное, хуже чукчей.
-- Зачем же нужно со всеми любиться? -- настаивал Бронский, который никак не мог усвоить себе её точку зрения.
-- А по-твоему как? За всякую малость убиваться? -- возражала Маша. -- Это как исправники говорят, -- перескочила она на другую тему, -- "если украдёшь что-нибудь, так надо сажать в караулку и везти в Якутск!" А надо жить по-соседски и по-христиански, с другого и исправник ничего не возьмёт. К примеру: веснуся стал народ голодать, Пака Гагарленок подломил у Нарыбина амбар, выволок куль муки да две вязки рыбы сушёной. Ну, привели его к исправнику.
"-- Ты, -- говорят, -- амбар подломил?
-- Не запираюсь, я!
-- А как же ты посмел? Мы тебя туда увезём, куда ворон костей не заносил!
-- А я, -- говорит, -- старичок, и детишки у меня маленькие. Голоду закона нету. Ты что ли моих деток питал бы?
С тем и отступились от него".
Это было миросозерцание племени слабого и снисходительного, принесённое на берег полярной реки беглецами от московской тяготы, частью заимствованное от инородцев, которые слишком страдали от скорпионов государственности, чтобы сколько-нибудь ценить твёрдость её законов. В этом уединённом краю жизнь была слишком тяжела, людей было мало, новые поколения являлись медленно, и держаться в тяжёлой борьбе с природой можно было, только сбиваясь вместе и взаимно снисходя к чужим слабостям и даже порокам.
-- Ты тоже неверно говоришь! -- сказал Бронский. -- Одно дело голод, а другое любовь.
-- Да ты что жадничаешь, -- возмутилась Маша, -- думаешь, не останется тебе? Баба не калач -- один не съешь.
Она неожиданно и звонко засмеялась.
Последнее изречение пропадинской народной мудрости, достойное "Декамерона", забавно соединяло вместе и еду, и любовь, два главных двигателя человеческой жизни, о которых только что шла речь.
