19
Чех приходил несколько раз.
Опять угощал немцев сигаретами, шутил, спрашивал у пленных, из каких они областей, как будет по-русски то или иное слово. Васе незаметно показывал два пальца. Мол, помни. Две руки - сила!
Вася рассказал Философенко о первом разговоре с чехом.
Усач сказал:
- Надо проверить.
Философенко посоветовал:
- Ты поспрашивай о нем на речке.
Немцы заставляли мальчишку мыть им сапоги. Принесет Вася охапку сапог на берег речки и возится с ними час-полтора. А за это время какая-нибудь крестьянка, полощущая белье на другом берегу, посмотрит, посмотрит на его повязку через все лицо, не вытерпит и заговорит с ним потихоньку.
- А скажи, хлап, неужели ж в России таких молоденьких берут на войну?
Спросит, конечно, по-чешски. Но после разговора с Ироушеком Вася заинтересовался чешской речью. Стал прислушиваться, запоминать слова, находить общие с русским языком. И в чешском языке на самом деле оказалось много родного. Скоро Вася стал понимать почти все.
- Что вы, тетя! - ответит он, оглянувшись на часового. - Немцы так меня угнали. Ни за что. Они любят угонять русских парией и девчат в Германию. У нас почти всех выловили.
Отвечает по-русски, а женщина тоже понимает его, печально качает головой. У нас, мол, тоже. Горе чешским матерям. "Валка то бйда народна".
Кончит женщина работу, уйдет. А в цепкой памяти парнишки останутся еще несколько новых слов: хлап - парень. Ано - да. Голка - девчонка. Валка война. На хледаноу - до свидания.
Моет Вася немецкие сапоги, расставляет их на зеленой травке в ряд чтоб часовой работу видел. А в это время высокий хмурый дядька коня приведет поить.
- День добрый, пан, - негромко говорит ему Вася.
- Добри ден!
Опять дождь собирается...
- Дождиво е...
Шевеля ушами, конь пьет холодную речную воду.
Дядька держит повод и молчит.
Подходят мальчишки - посмотреть на русского хлапа, которого немцы держат в плену. Мальчишки поддергивают штаны, шмыгают носами и молча в упор разглядывают Васю, повязку на его глазу, изорванный бумажный пиджачишко не по росту, босые, красные от холода ноги.
- Что-то в той стороне вчера стрельба была, - говорит опять Вася дядьке. - Не слыхали?
Дядька еще сильнее хмурит брови. Сейчас не то время, чтобы стоило крестьянину рассуждать по каждому поводу. Молчит. Конь напился, оторвал голову от воды. С его губ падают в речку капли. Дядька садится верхом и уезжает в деревню. Наглядевшись на Васю, уходят мальчишки.
Вася опять моет сапоги один.
Но вот древний старик приносит кадку - замочить в реке. Он шевелит лохматыми бровями, посапывает в обвисших усах закопченной трубкой и тоже долго рассматривает худого русского мальчишку с повязкой на глазу.
- Колик е тобе лет?
Вася отвечает.
- Отец е?
- Есть.
- Кдо он?
- Каменщик.
- Каменщик?
- Дома строил.
- Зедник, - догадывается дед и опять долго сопит трубкой и шевелит бровями. - Я тоже зедник.
Он рассказывает что-то о себе, Вася понимает только одно: немцы и его сына угнали в Германию.
Опять дед курит и молчит. Докурил, поднялся. Сказал Васе, чтобы приходил в гости, показал, в какой стороне от казармы его дом.
Ответить Вася не успел. За его спиной раздались тяжелые шаги часового, лязг затвора. Часовой яростно ругался по-немецки, гнал старика прочь. Старик опустил голову, вздохнул и не спеша ушел.
В общем, как ни стерегли немцы, разговаривать с местными жителями Васе удавалось. А когда на посту около казармы стоял старый австриец, побывавший в первую мировую войну в русском плену, Вася мог разговаривать без помех. Австриец не обращал на это никакого внимания.
Получив задание Философенко поспрашивать об Ироушеке, Вася первым делом осторожно заговорил с ребятишками о школе. Но дети не поняли его, принесли из дома хлеба, картошки и, что-то крича, начали кидать ему через речку. Их прогнал часовой.
Тогда Вася осторожно стал заводить разговор со взрослыми. Некоторые крестьяне уклонялись от беседы:
- Кто его знает, - пожимал плечами какой-нибудь пожилой дядька и торопливо отходил от Васи подальше.
- Простая крестьянка не может про то рассуждать, - отмахивались женщины. - И без того беда за бедой идет.
