Настоящее
Дженсен
Я никогда не знал своего отца. Я знал о нем, но никогда не знал его, даже его имени.
Только накануне моего тринадцатилетия я узнал его имя. Той ночью, когда любая другая мать готовила бы подарок своему ребенку, моя собирала чемодан. Я вошел в ее комнату, потому что услышал шум и подумал, что она упала. Она была пьяницей, и в то время как большинство детей в моем классе ходили с мешками под глазами, потому что они не спали допоздна, играя в видеоигры, у меня они были, потому что я обычно держал ее каштановые волосы, пока ее рвало. Учителя называли меня безответственным за то, что я забывал свою домашнюю работу, и у меня не хватало духу, сказать им, что я делал её на полу в ванной большинство ночей, и блевотина моей матери часто попадала и размазывалась по всей тетради.
Я не умный парень, как Оливер, или же, как Виктор. Я не преуспел в спорте, как Джуниор, но у меня было сердце. Часто я просыпался после двух часов сна и учился, чтобы доказать маме, что тоже могу получать хорошие оценки. Я присоединился к бейсбольной команде и косил газон для наших соседей, думая, что эти вещи заслужат ее уважение. Но в ту ночь, когда я застукал ее собирающей чемодан, она повернулась, чтобы посмотреть на меня, ее серые глаза расширились, когда она увидела меня стоящим у двери, и тогда я понял, что ничто из этого не имело для нее значения. Это было ничем.
— Почему ты не спишь, Дженс? — спросила она, слегка заплетающимся языком.
— Что ты делаешь? — тихо спросил я, глядя, как ее руки застыли в сумке.
— Я больше не могу этого делать, — крича ответила она. — Я не могу оставаться здесь и притворяться, что знаю, как быть матерью, когда мы оба знаем, что я не знаю. Я не могу… ты слишком на него похож. Чем старше становишься, тем больше похож на него.
Я не хочу… — она замолчала, шмыгая. — Я не хочу тебя ненавидеть.
— Ты уезжаешь? — мой голос дрогнул. Дверная ручка задребезжала в моей дрожащей руке.
— Только на некоторое время. Мне просто нужно время, чтобы прояснить голову, — сказала она. — Арчер подставил нас. Я поделю счет на два, и ты получишь то, что принадлежит тебе.
— Арчер? — прошептал я, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы сморгнуть слезы, наполнившие мои глаза.
— Твой… отец.
— Ты имеешь в виду моего донора, — сказал я. — Так ты его называешь. Мой донор.
— Ну, его ведь здесь нет, не так ли? — она сплюнула, сужая глаза. — Он обещал мне мир, оплодотворил меня и бросил в меня деньгами, чтобы якобы успокоить. Ну… Я больше не могу. Я больше не могу.
Теперь она рыдала, уткнувшись лицом в руки, а ее волосы закрыли ее лицо. Я уставился на нее, на сумку на кровати, на ее комнату, на пол.
— Почему ты уезжаешь? — спросил я. — Почему?
Она шмыгнула.
— Я вернусь, когда разберусь со своими мыслями.
— Пожалуйста, не уходи, мама. Я постараюсь быть лучше, — начал умолять я.
— Пэтти скоро будет здесь, — сказала она, застегивая чемодан и вытирая лицо. Она подошла ко мне и взяла за подбородок. Мы были уже практически одного роста. Она всегда шутила об этом, когда мне приходилось помогать ей укладываться в постель. — Я люблю тебя, Дженсен. Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.
Она поцеловала меня в щеку и вышла. Я стоял на месте, пока не услышал, как за ней закрылась дверь. В голове снова и снова прокручивались ее слова: «Я люблю тебя, Дженсен.
Да, но мне нездоровится. Ты должен понять.»
Я часто вспоминал о той ночи. Наверное, чаще, чем следовало, и я всегда приходил к одному и тому же выводу, она любила меня, но недостаточно, чтобы остаться. Недостаточно, чтобы поставить меня на первое место. Я рассказал эту историю только трем людям: Оливеру, Мие, а теперь и тебе. Я не жаловался. Я сам выбирал свою судьбу, и независимо от того, была ли она хорошей или плохой, я должен был принять последствия своих действий. Я рассказал ее, потому что верил, что история — это то, чему мы должны учиться. Мы изучали ее, чтобы не повторять ошибок прошлого.
Я бы не сказал, что у меня было тяжелое детство. Я знал людей, у которых было и похуже. Меня никогда не домогались и не били. Мне никогда не говорили, что я кусок дерьма. Мной просто не интересовались. Меня никогда не воспитывали. Я никогда не чувствовал любви от своих биологических родителей, но я чувствовал ее в другом месте.
