«До чего же крепок оказался клиент, — зло думал я, пробираясь с носилками через лес. — Никакая зараза его не берет».
Примерно через два километра от дюн я вынужден был изменить тактику перемещения. Чем ближе Обрыв, тем больше вероятности нарваться на передовой отряд возвращающегося неприятеля. Поэтому двигаться всем вместе было безумием, нас без труда можно было прикончить одной длинной очередью. Ну двумя, в крайнем случае, учитывая то, что я все же попрыгаю от пуль пару секунд. Поэтому единственным разумным выходом для меня было выдвигаться с разведкой на несколько сотен метров вперед, и только в отсутствие неприятеля подтягивать за собой остальную группу.
— Так, девчонки, — подмигнул я. — Дальше двигаться скопом опасно. Поэтому я время от времени буду осматривать местность по ходу движения, а вы подтягивать за мной Макса. Когда Алиса устанет, я буду возвращаться и тащить носилки вместо нее.
— Я скоро буду в порядке, — заявила Алиса.
— С чего бы? — удивился я.
— С того.
Она показала плечо, рана на котором выглядела как рубец недельной давности.
— Ни фига себе! — присвистнула Катька.
— Это страховка, прилагаемая к билету первого класса, — усмехнулась рыжая бестия.
— О чем она? — Катька глянула на меня.
— О грибнице, которая растет в ее теле. Прикинь, она этой заразой и меня заразить собиралась. Но я предпочитаю медикаментозное и хирургическое лечение ран.
Алиса фыркнула и взялась за носилки, а я осторожно, стараясь не хрустеть ветками и не шуршать палой листвой, двинулся вперед. Была мысль послать вместо себя Алису, поскольку из нее, учитывая способность к невидимости, разведчик получился бы весьма неплохой. Но я был уверен, что Кирилл вооружил пацанов стеклянными очками. Не мог он забыть о Хранителях. Не мог. А без невидимости от раненой Алисы будет меньше толку, чем от раненого меня. Хотя бы в силу меньшего боевого опыта.
Ослабевший дождь плохо скрадывал звуки, так что надеяться оставалось только на собственные умения. Мне предстояло стать зверем, стать заодно с этим лесом, слиться с ним. И я знал способ, как это сделать. Меня учили этому много лет назад. В древние времена в Японии существовали целые кланы наемных убийц. А поскольку ничем, кроме убийств, они в жизни не занимались, то с течением времени, поколение за поколением, они добились в этом грязном искусстве значительного прогресса. Можно сказать, совершенства. Они придумывали и применяли массу мелких и более серьезных приемов отправки ближнего на тот свет, причем приемы эти были не только технического характера. Например, эти паскудники научились приводить себя в нужное состояние особыми видами медитации. Нужно убрать боль — они сплетают пальцы особым образом, поют особую мантру, и уже через пару секунд впадают в глубокий самогипноз, полностью сохраняют рассудок, но боли уже не испытывают. Мозг попросту перестает на нее реагировать. То же с кратковременным обострением чувств — они представляли себе какого-нибудь волшебного зверя, например лису-оборотня кицунэ, и просили передать им его важнейшее свойство, например способность к маскировке. И после этого могли пройти незамеченными через главные ворота охраняемой крепости.
Так гласили легенды, и долгое время у нас никто к ним всерьез не относился, поскольку выглядело это далеким от идей материализма. А материализм — это было наше все. Это была основная религия государства.
В Америке же на материализм класть хотели с прибором, а потому, когда во время войны у бравых американских генералов пару раз непонятно как стибрили сверхсекретные документы, эти самые генералы всерьез задумались над методами диверсионной деятельности противника. Так, в современные подразделения специального назначения сначала просочились, а затем закрепились всерьез древние приемы японских воинов тьмы. В первую очередь это произошло в Америке, затем вызвало интерес в Европе, а под конец и у нас. У нас ведь самые умные генералы. Им чертовщиной голову задурить сложно.
Честно говоря, когда к нашему отряду прикомандировали нового инструктора по обучению ведению боя в измененных состояниях психики, это стало еще одним поводом для шуток в стиле благодушного казарменного юмора. Поначалу. Потом было уже не до смеха — он взялся за нас всерьез, Звали его Артемом, находился он в звании майора и оперировал такими понятиями, как внутренняя магия, частичная невидимость, наведение ужаса, а также гнал прочую нематериалистичную хреновину. Он был тощим, жилистым типом с пронизывающим взглядом и какой-то непонятной внутренней силой. Он не стал добиваться от нас дисциплины, что приходилось каждый раз делать новым инструкторам, преодолевая нашу проверку на прочность. Он на первом же занятии вышел перед строем и сказал:
