Вторая причина состояла в моей жесткости. Вот Катька бы, я был в этом уверен, без труда могла научиться у Артема частичной невидимости. Она была чуткой, легко улавливала ритм событий и подстраивалась к нему без труда. А я не мог. Зачастую я вообще не понимал, о чем Артем говорит. С одной стороны, все слова понятные, а с другой — складываются в совершенно безумный смысл. В общем, я оказался в этой науке бездарем и лентяем одновременно. Но сейчас...
Сейчас я оказался совершенно в другой обстановке. Я был не разведчиком, который подходит на безопасное расстояние, чтобы краем глаза подглядеть за противником, сейчас мне предстояло, грубо говоря, выходить из окружения, чего еще ни разу в жизни делать не приходилось. Вот дед мой из окружения выходил. А я нет. Но зато я знал, что выход из окружения, когда надо физически проходить через боевые порядки врага, является одной из самых трудных и опасных военных операций. Особенно выход из окружения столь малыми силами. Особенно выход из окружения практически без оружия. Особенно выход из окружения, когда три четверти личного состава имеют ранения.
В такой обстановке понадобятся все умения, накопленные в течение жизни, в том числе и наука Артема. Я это понял. И теперь, пробираясь сквозь чащу леса в направлении Обрыва, я вспоминал каждое слово необычного инструктора, вспоминал каждое действие тех, у кого получалось применять его науку на практике. Я знал, что для этого надо поймать ритм окружающего пространства — то состояние, которое в данный момент является главным. По большому счету, чтобы слиться с лесом, надо физически стать лесом — поймать состояние деревьев, кустов, грибов, падающих листьев и непрекращающегося дождя. Надо стать одним из зверей, для которых лес является родным домом, которые знают каждый его запах, каждый звук. Но в этом лесу водились столь необычные звери, что не стоило даже думать о том, чтобы уловить их ритм. Поэтому мне оставались только деревья, кусты, грибы, листья и дождь.
С дождем получилось, кстати, на удивление легко. Я вдруг без всякого труда представил, как высоко в небе на какой-то пылинке накапливается конденсат, собирается в каплю, а затем срывается вниз под действием гравитации. Я ощутил невесомость падения, как в первые моменты выхода с борта на десантирование. Головокружительное падение, а вокруг такие же, как я, капли. Сотни, тысячи, миллионы. Дождь. Ливень. Я низвергался с небес, бил в желтые листья и падал уже вместе с ними. Я кружился, планировал, влипал в грязь, а надо мной нависали деревья, частью которых я был лишь секунду назад.
Лес, ощутив мое желание слиться с ним, охотно подчинился, принял меня. Это было удивительное ощущение. Я не мог двинуться с места, поскольку единственным вектором движения для меня был вектор сверху вниз — вместе с ливнем и вместе с листьями. Сделай я хоть шаг в выбранном направлении, меня бы вышвырнуло из этого состояния. Но я не стал делать шаг. Я начал еще больше сливаться с лесом, чтобы выискать те вектора его собственного движения, которые вывели бы меня, его часть, к цели. И меня тут же подхватил ветер. Он понес меня, закружил вместе с каплями, вместе с листьями.
Я не удивился и не испугался, когда впереди заметил троих пацанов с автоматами и одного командира в очках. Разве могут удивляться или пугаться листья? Разве могут капли испытывать чувства? Я просто продолжал двигаться вместе с ветром. Во мне не было места для чувств. Я не помнил уже Артема, я не помнил Катьку и Макса, я сконцентрировал собственную волю настолько, что подавил ее в себе, оставив крохотный сторожевой центр, как во время сна. Тот центр, который в нужный момент выведет меня из этого состояния, а затем снова забросит в него.
Я падал вместе с листьями под ноги вооруженным солдатам, они мяли и топтали меня. И когда я оказался у них за спиной, сработал тот самый сторожевой центр, вышвырнув меня из состояния слияния с лесом. И в тот же миг я выбросил вперед руку с ножом, всадив клинок командиру под основание черепа. Он даже не вскрикнул, просто повалился вперед, словно споткнувшись о корягу. Пацаны, конечно, не сразу поняли, что случилось. Это дало мне еще секунду на то, чтобы вложить энергию всего тела в удар локтем, направленный в позвоночник ближайшего автоматчика. Пацан изогнулся назад, как натянутый лук, выставив вперед автомат. Я ударил кулаком в магазин «калаша», с огромной скоростью провернув оружие и вырвав его таким образом из пальцев владельца. В следующий миг задняя подсечка с ударом — парень падает спиной в траву, а автомат остается у меня в руках.
