Брансен заметил тень смущения в глазах Бателейса. Несомненно, неорганизованность отца Жерака давно была известна каждому из обитателей монастыря, и лорд Прайди довольно прозрачно намекнул, что новый магистр не только оставил все как было, но и способствовал дальнейшим проявлениям беспечности. В тот момент никто не позавидовал бы Бателейсу.
– Мы дорожим своими священными камнями ничуть не меньше, чем вы дорожили своим драгоценным мечом, мой господин, – внезапно заявил Бателейс решительным тоном. – Еще раз заверяю, что мы пересчитаем их все до одного. Но если контрабандный самоцвет попал в наш город через этого человека, этого…
– Разбойника, – выплюнул Баннарган.
– Да, Разбойника, – подтвердил Бателейс. – Тогда наш орден примет соответствующие меры и человек, у которого окажется камень, почувствует всю силу гнева церкви Святого Абеля.
– Не принадлежащий к церкви человек, застигнутый со священным камнем, объявляется еретиком и подлежит сожжению на костре, – добавил брат Реанду.
– Я склонен разрешить вам такую казнь, если вор действительно обладает магическим самоцветом, – кивнул лорд Прайди. – Но не раньше чем я сам с ним поговорю. И могу вас уверить, он с радостью пойдет на костер, когда почувствует на себе силу моего гнева!
У Брансена подкосились ноги, и он с трудом удержался за стену. Он не помнил, как выбрался из зала, не обратив на себя внимания высокопоставленных персон.
Что же делать? Неужели он зашел слишком далеко? Как объяснить братьям, почему он решился на кражу священного камня?
В полной прострации, не зная, на что решиться, Брансен рассеянно продолжил свою работу. Образ Аиста должен его защитить, твердил он себе. Как можно подозревать несчастного калеку, едва способного передвигать ноги?
Но все же надо быть крайне осторожным. Надо стать как можно менее заметным. Нельзя давать ни малейшего повода никому, даже брату Реанду, заподозрить, что под его уродливой внешностью скрывается разум. Если верить заявлению магистра Бателейса, можно определить применение магических самоцветов, поэтому нужно быть осмотрительным, пользуясь гематитом.
Придется на время остаться Аистом – и только Аистом. Надо надеяться, что его немощь защитит от врагов.
Брансен отчаянно надеялся на это.
Прошло несколько дней, пока Брансен не осмелился снова превратиться в Разбойника. Эти дни показались ему особенно длинными, поскольку юноша всей душой жаждал испробовать великолепный меч своей матери. Теперь, когда он крепко сжимал в ладони рукоятку и выполнял движения, описанные в Книге Джеста, Брансен в полной мере смог убедиться в превосходных качествах оружия. Во время выпадов меч казался продолжением его руки и сохранял великолепную балансировку в самых различных положениях, отчего казался еще легче, чем на самом деле. Несмотря на то, что меч был длиннее, чем любой бронзовый или железный, тонкая сталь Сен Ви действительно были почти невесомой.
Больше часа провел Брансен в совершенствовании различных выпадов и ударов, отражая атаки воображаемых врагов, отбивая чужое оружие и переходя в наступление. Даже после окончания обязательных упражнений по практике боя он чувствовал себя полным
энергии и дрожал от нетерпения. В эту ночь у него не было определенной цели, так что юноша неторопливо пробирался в тени деревьев, изучая улицы, звуки и запахи города. Вокруг все было спокойно. Кое-где еще посвистывали птицы, мычали коровы, матери скликали запоздавших ребятишек да изредка раздавалось уханье совы. Но вот отчаянный женский крик нарушил монотонность обычного вечернего шума, и Брансен остановился.
– Чем мне сегодня вечером накормить детей? – горестно воскликнула женщина.
– У тебя наверняка кое-что останется, – отвечал мужской голос. – Я тебя предупреждал о своем приходе еще три дня тому назад.
– Но мой муж пропал где-то на юге!
– Значит, тебе придется обходиться без него! Ты что, эгоистка, думаешь, что остальным легче во время войны?
Брансен взобрался на небольшой, поросший травой холм, чтобы рассмотреть спорщиков. Грязная и одетая в лохмотья крестьянка почти опустилась на колени перед солдатом лорда Прайди с раздувшимся мешком на плече. Одной рукой мужчина отпихивал от себя женщину.
