За окнами слышался колокольный звон. Грейси подошла к двери спальни и легонько постучалась.
— Хэллоу, Бобби Том, твой завтрак ждет тебя.
Ответа не последовало.
— Бобби Том?
— Оказывается, ты существуешь, — простонал он. — Я думал, что это всего лишь дурной сон.
— Я заказала завтрак у коридорной, и вот — он на столе.
— Убирайся отсюда.
— Уже семь часов. Нам предстоит двенадцатичасовая дорога. Нам действительно пора ехать.
— У этой комнаты есть балкон, киска. Если ты не оставишь меня в покое, я переброшу тебя через перила.
Она отступилась и вернулась к столу, на котором аппетитно возвышалась горка черничных блинов. Она отщипнула кусочек-другой, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы поесть всерьез. Всю ночь напролет Грейси просыпалась от малейшего шума, опасаясь, что Бобби Том сбежит, пока она дремлет.
В восемь часов она позвонила Уиллоу, сообщив ей о намечающемся прогрессе в работе, и снова попыталась разбудить его:
— Бобби Том, ты уже проснулся? На улице совсем рассвело.
Никакого ответа.
Она осторожно приоткрыла дверь, и у нее стало сухо во рту. Он лежал, уткнувшись носом в подушку, едва прикрытый простыней, обмотанной вокруг бедер. Его сильные ноги были раскинуты и казались отлитыми из бронзы. Взгляд Грейси упал на безобразные шрамы, уродующие его правое колено, затем переместился к бедрам. Как жалко, что эта простыня не легла на три дюйма повыше…
Она ощутила зуд в кончиках пальцев, так сильно ей захотелось сорвать с него эту тряпку. Ей не раз приходилось видеть обнаженных мужчин, но их тела были дряблыми от старости. У Бобби Тома, наверное, все не так. Она поежилась и облизнула губы.
Он повернулся на спину, утащив за собой простыню. Густые волосы его разлохматились и слегка вились у висков. На щеке отпечаталась складка подушки.
— Бобби Том, — тихо сказала она.
Он приоткрыл один глаз и хрипло произнес:
— Раздевайся или убирайся.
Она решительно подошла к окну и потянула за шнур портьеры.
— Кто-то слишком ворчлив сегодняшним утром.
Свет солнца наполнил комнату, и он простонал:
— Грейси, твоя жизнь в серьезной опасности.
— Хочешь, я включу тебе душ?
— Ты собираешься потереть мне спинку?
— Я не думаю, что это так уж необходимо.
— Я пытаюсь быть вежливым с тобой, но, кажется, ты этого не замечаешь. — Он сел, взял с ночного столика свой бумажник и вытащил из него несколько банкнот. — Дорога в аэропорт — за мной, — сказал он, протягивая ей деньги.
— Сначала освежись под душем, а потом мы поговорим об этом. — Она поспешно выскочила из комнаты.
Прошел час с лишним, а он все еще капризничал и откалывал номера. Она едва сумела вытащить его из постели и накормить, как он заявил, что и не подумает никуда ехать, пока не проведет свою утреннюю разминку. Как только они вошли в вестибюль оздоровительного комплекса, он сунул ей в руку какие-то деньги и попросил сбегать в ближайший ресторан за апельсиновым соком, пока он будет переодеваться в спортивную форму.
Исчезая в раздевалке, он улыбнулся и одарил ее взглядом невинного младенца, который недвусмысленно сказал ей, что он смоется отсюда, как только она исчезнет из виду. Она в этом абсолютно уверилась, когда увидела, что он выдал ей двести долларов на апельсиновый сок. В результате она была вынуждена принять кое-какие меры.
Неудивительно, что ресторан оказался несколькими кварталами дальше, чем он уверял. Возвращаясь обратно, она миновала вход в комплекс и прошла прямо на автостоянку.
Красный «тандерберд» стоял в тени, сияя поднятым капотом, под которым возился Бобби Том. Она, с трудом переводя дух, подбежала к нему:
— Ты закончил разминку так скоро?
Он резко вскинул голову и ударился о капот. С его губ слетело тихое ругательство.
— У меня слегка свело спину, поэтому я решил подождать с гимнастикой.
Его движения казались ей совершенно нормальными, но она воздержалась от замечаний на этот счет.
— Что-нибудь случилось с машиной?
— Она не заводится.
— Дай-ка я посмотрю. Я немножко разбираюсь в двигателях.
