А, потом, я думал, что вот так рассуждал, да, а на самом деле… такой глупый, такой глупый! Зачем я болтовней такой занимался? И вот много было такого, что просил у одних прощения. Эти души так же просили у меня. Хотя я про них не знал. Вроде, в жизни мне плохого не делали. Помню, была такая душа, которая просила у меня. Она мне что-то, ну, как в жизни что-то плохого мне как бы желала, да. Хотя я про это не знал. Вот такие грехи обращают, конечно, на себя внимание, что этот грех еще хуже. Человеку лучше всегда сказать в лицо, в глаза. Если видишь в нем что-то плохое. Никогда нельзя скрывать. И особенно, если человек скрывает что-то плохое, да, дурное, от человека, он, как бы, принимает этот грех на себя, аж еще и хуже делает.
И тогда я видел… у меня много было такого, то стеснялся там, вот какого-то тайного такого, но было и такое, что видел у человека греховное, но не мог ему сказать… Человеку плохого делать нельзя, но всегда сказать — это по-Божьему. В глаза, в лицо. То, что думаешь, допустим, о нем. Или как-то поправить его так, но, чтобы не осудить при народе, нигде не причинить зла, вреда. Вот такое. В этом во многом каюсь, грешен.
В аду видел, которые не православные. Они находятся в других местах. Но они, как бы, наказаны за то, как они в жизни себя вели, да. Что они имели. Если человек расположен был ко злу, если он убивал людей, да, вот, насиловал, грабил и все такое делал, эти люди — они уж очень жестоко страдают. Так же, как и наши православные. Но те люди, которые были больше расположены к добру, да, к любви вот. Эти люди… все-таки там есть такие места, которые они отличаются друг от друга. Таких уж скорбей не имеет душа. Без Бога и радости не может быть.
Там занятие такое, что… страдания у всех. Но у всех они разные. Мучения, настоящие мучения, вот такое там…
Первое. Вот как все равно что стена отошла. Сначала это не видел и не слышал, как сказал, в темноте был. А потом, когда преподобный Сергий отсюда ушел, меня взяли Ангелы, и повели. Говорили, крепись, держись, очень уж это будет страшно. Вот, молись, и как-то мы должны здесь проходить. Когда меня подвели, первое, что я увидел, это геенна огненная. Река. Она на самом деле река, где огонь. Глубина была большая, глубина. Глубоко там очень было. И там были миллионы, миллионы душ, вот. Миллионы душ, которые горели в этом огне. Такие были крики, такие были вопли там, что слушать было невозможно. Не то что смотреть. Их видно как? Их видно глаза, они горят, как вот… фосфоресцируют, да, вот такое. Зубы и глаза, больше ничего. Остальное они все как головешки. Та, которая сгорает, вот такая она становится. Темная-темная. Ничего больше нет. Ну как… душа, она не может сгорать, поэтому она мучается в огне в этом. Но сгореть она полностью не может. Обугленные. Они все полностью обугленные.
Такие крики! Вот уши заткнул, да? Со всей силы зажал свои уши, вот, и смотреть туда не мог. Когда Ангелы подвели, стоял просто спиной. Так. Меня Ангелы держат, и вот так стоим. Вот такие эти крики были! Потом чуть приоткрыл уши, душа вся дрожит. Вот такая дрожь, что невозможно слушать, не то, что смотреть. Вот уши… опять закрыл плотно уши, и Ангел говорит: «повернись, хоть глянь мгновение, какое-то ты должен глянуть». Чтобы у тебя осталось представление, да. Видеть это нельзя. Это столько нужно сил набираться, слушать тоже нельзя. И быстро, через правое плечо я так обернулся, быстрым движением. И увидел вот две души, которые были, как бы сверху, они лезут друг на друга в этом огне. Как бы вылазят оттуда. Но не могут. Никак они не могут вылезти. Снова падают, кричат. Ну, вот взять миллионы людей, и загнать их в какой-то костер большой. Это то же самое. Душа испытывает то же, что и тело.
Здесь просто так уже молитва, она не помогает. Там она уже не действует, молитва. Они ждут только молитвы отсюда. От родственников. Когда молимся мы, молится Церковь. Особенно помогает сорокоуст. Сорокоусты, сорокоусты, чтобы постоянно Церковь молилась. Вот частичка где. Вот это, да, заказные, где на проскомидию. Вот они помогают, очень много помогают. Помогает поминовение. Помогает, где продукты вот. Но вот ни в коем случае нельзя ложить, там, конфеты. Никогда нельзя ложить…, ни поминать давать. Нельзя. Это я хорошо помню.
