И вот, я начинаю расспрашивать у них. Я говорю: «как же так? Они же на священников пошли учиться!» А он говорит: «все уже давно в нашей власти. Мы им просто предложили, а они не отказались». Я так стоял, плакал, смотрел на все это. Я же возле Троицкой Лавры был. Как будто над ней. Как будто, я там в корпусах каких-то побывал. Но видел некоторых старцев я там. То есть, Лавра сама была потухшая. Вот, духовно умершая. Потому что там, как будто, сброд всякой нечисти был. Я видел, как торговали там. И при этом такое ощущение, как будто, я видел, как… торговали вот духовной утварью. Но вот, как будто, и настоящей духовной утварью, но эта духовная утварь… как будто, я ее видел как сквозь время… как ту, которую разогнал Христос, когда-то две тысячи лет назад.
Вот я, как будто, видел иконы, а вместо икон я, как будто, видел барашков вот этих, которых там продавали. Птиц, голубей видел, как продавали. Вот. Я головой мотаю и не пойму: «да что ж это такое-то? Вроде, как бы, и наше время, а, вроде, как будто, время и то, назад».
И он говорит: «Христос, — говорит, — Сын Вседержителя, разогнал всех тогда. Четко дал понять, что нельзя продавать в монастырях». И тут же я, как будто, вижу Писание, из Откровения, что: и будут там продавать, а потом не будут продавать, и все это будет… будут покупать продавать только по карточкам по каким-то там, и так далее. Вот. И я, как будто, это все увидел, и все Откровение, как будто, вот, вы знаете, как будто, касается не то, что нашего времени, а что, как будто, завершение эпохи пошло уже после того момента, когда вот Христа распяли. Уже начался маленький Апокалипсис. Потихонечку-потихонечку. И все основное, все самое страшное — то есть, это печати, о которых писал Иоанн Богослов, вот именно последние печати сейчас распечатываются уже. Я видел эти печати. Я видел, как эту Книгу раскрывали. Эта Книга была необъятная просто. Вы понимаете, она такая огромная, ее множество-множество, представляете, Ангелов открывали. Множество! Потому что она была настолько огромная — это просто не вообразить. И из нее свет такой шел! Это вот Откровение, как раз-таки, последних времен.
Но к этому я чуть позже вернусь. И вот, в этой Троицкой Лавре, мне показывают старцев. Их всего было три. Именно возле них стоял преподобный Сергий Радонежский. Стоял и молился вместе с ними. И он плакал. И Богородица там плакала. Богородица отступила и от Дивеевской обители. Мне потом показали Дивеевскую обитель. Мне показали, как сестры уничижают других сестер, так как они имеют более высшую должность. И они считают, что, если они дольше в монастыре, значит, они имеют более власть. И мне сказал ангел падший: «видишь, во что люди превращаются? Видишь, во что душа человеческая храм свой превращает?»
Я, кстати, не понимал тогда, что за храм. Но я, кстати, спрашивал. Мне там объясняли, это мне именно падшие ангелы объяснили, что вот как раз-таки храм — это и есть наше тело. Я долго, кстати, с ними разговаривал на эту тему. Они говорят: храм — это как скорлупа яйца. А внутри желток. А перед желтком что? Белок. Почему говорят: дух, душа и тело. И только сейчас я это понимаю, спустя какое-то время.
И вот они начали мне показывать другие монастыри. Дивеево мне показали. В Дивеево тоже всего один источник был светлым. Всего один светлый источник был. Это была блаженная женщина. Христа ради юродивая. Она и сейчас там, в этом монастыре. Я ее помню. Она блаженная. Она сидела на входе в храм. И, как будто, меня завели в этот храм. И, вы знаете, падшие ангелы, они тоже не боятся зайти в храм, потому что знаете, что они говорят? «Это дело рук храма души человека». То есть, это дело рук человека. «Что, мы побоимся зайти? Мы боимся креста, потому что на Кресте пролита Кровь Иисуса Христа Сына Бога. Они так и сказали в открытую: мы боимся. Но мы, — говорят, — не боимся людей. Мы не боимся человечества. Потому что они очень легко поддаются на все наши уловки.
И потом мне уже начали рассказывать все уловки. Но это было уже когда мне показали все монастыри. По сути дела, я вкратце скажу, да? Мне показали очень много монастырей, и, практически, ни в одном монастыре я не увидел ни одного истинно спасающегося священника, который уже имел какую-то должность. Были маленькие светики, такие вот, душевные, но это были люди, которые жили как аскеты. Я видел свет людей, которые хотели посвятить жизнь монашеству, и как этот свет просто в них утухал.
