— Да мне туда лень тащиться. — Говорю своим языком, как оно есть, как оно было тогда, и так далее. И бабушка говорит:
— Ну, хорошо, тогда вместе пойдем в храм!
И вот утром мы встали, бабушка помолилась, я всего только три месяца вот, читал книжки разные. Но молитвы-то, как таковые, больно-то не читал. Как бы считал, что это лень, и так далее. Думаю: «нет смысла пока читать еще, а там посмотрим». И все. Мы пока с бабушкой пошли, бабушка села на трамвай, там сразу остановка, поехала в свой «Державный», а я пошел в этот храм. Хотя уговаривала пойти меня в «Державный». А я не захотел туда идти. Там, вот именно в этом «Державном» храме, когда я проходил с другом мимо, меня назвали сатанистом, и кинули в меня чуть ли не целый камень. Какая-то матушка, там, в платочке. Я еще думаю: «вот это верующая!» И все.
И тут я причастился, уже пирсинга не было на мне. Я такую получил радость, такое веселье, такое вот на сердце было… не объяснить, как это было! Моя жизнь как будто полностью перевернулась. Я перестал ходить на все вот эти сходки, как мы их называем, да. То есть, среди молодежи мы так называем. То есть, это место, где собираются… молодежь собирается, в возрасте где-то от тринадцати лет до двадцати лет. Ну, некоторые, может, чуть больше. Там, где могут и выпивать, и курить, и ругаться матом, играть на гитаре, там… и просто, грубо говоря… радоваться. Как вот раньше я выражался этими словами…
И все. И у меня отбило желание ходить на все эти мероприятия со сверстниками. И какое-то было состояние… я, во-первых, плакал, когда причащался. Я не знаю, почему, но у меня, как будто, слезы потекли. Это чувство сейчас как перед глазами. И я стал почти чуть ли не каждый день ходить в церковь эту. Хотя, после причащения, Причастия, да, Тела и Крови Господней, я даже еще пришел домой, у меня было желание еще одеть этот пирсинг через какое-то время. Думаю: «ну, одену, ну, что уж там. Не осудит же Бог меня за это». Все равно — одел, да снял. Практически вот в этот же день и снял. Думаю: «нет, я причастился, — думаю, — ну как так, так, наверное нельзя, — думаю, — снова одевать пирсинг», и так далее.
И вот, проходит полгода. Я решил поступить в православную школу, закончить. На базе десятого и одиннадцатого классов. И начал разговаривать с отцом Иоанном. Говорю: «отец Иоанн, — говорю, — я хочу поступить в другую школу, — говорю, — благословите меня. Не хочу, — говорю, — чего-то я в мирской школе учиться. Меня начинают друзья мои презирать, и говорят: «во, был «эмо», а теперь, — говорят, — свихнулся на церкви (смеется). Стал в церковь ходить, какой-то, вообще, больной стал! Лучше бы «эмо» остался, и то, — говорят, — красивей выглядел!»
Ну, и вот таким образом я решил перейти в другую школу. Нашел в Интернете Варнинскую православную гимназию, при монастыре. И все, и поехал туда в начале лета. Решил сдать документы на поступление. К отцу Дмитрию, директор гимназии. Меня привезли туда родители. Папа меня туда привез, я попросил его, чтобы он привез меня туда на машине. Вот. Я очень сдружился там с отцом Пименом, игуменом. Он меня взял там, можно сказать, под свое крыло. И все, когда я поступил туда, я стал себя чувствовать, ближе к концу лета, плохо.
Я поступил в эту гимназию, был там уже месяца три с половиной, вот уже начиналась учеба, и мне становится плохо. Плохо с каждым днем. Я не понимаю, что происходит. У меня была слабость сильная, я ходил весь бледный. То голова кружилась, то я падал в обморок, то мне еще последнее время все больше и больше спать хотелось. Я все время спал, спал. Потом поднималась температура. Подниматься температура начала: 37,5, 38 и все, и потом у меня поднялась температура 38,5, 38,8 и больше она не падала.
Меня отвозят сразу в больницу, естественно. В таком состоянии я пробыл две недели в больнице, в Ростове Великом. И там уже поставили диагноз: «острый лимфобластный лейкоз на второй стадии». Думали даже, что на третьей. Меня тут же увозят на машине в город Москву. Ленинский проспект, 117. Онкогематологический центр для детей и подростков. И там этот диагноз у меня еще раз подтвердился. Брали пункцию спинного мозга. Не один раз. И временами, врачи даже разводили руками, я все это видел. Но я еще ничего не понимал. Я, на самом деле, и не знал, что у меня диагноз этот. Это я вам уже сейчас это говорю, потому что я знаю, что у меня был за диагноз. На тот момент мне не говорили, что у меня за диагноз. Я себя просто чувствовал, как будто я умираю. Я не мог кушать, у меня не было аппетита. Я был, вообще, никакой. Я пытался узнать, что со мной происходит, мне на тот момент ничего не говорили. И даже когда привезли меня в тот центр, онкогематологический, мне ничего не говорили.
