Мэкки повернул налево.
— Норма, припомни хоть одного маньяка из Элмвуд-Спрингс!
Норма обратила глаза на мужа:
— Сейчас нет — потом появятся… Ты вот тоже считал, что ей можно жить одной. А теперь? Всего не предугадаешь, Мэкки.
— Норма, не изводи себя, мы ведь пока ничего толком не знаем.
— Ладно, — кивнула Норма, но не сердиться на Мэкки было выше ее сил, и чем больше она думала, тем сильней злилась.
Это из-за него тетя Элнер упала с лестницы. Он потакал ей во всем, а над ее чудачествами только посмеивался. Даже когда тетя Элнер целых полгода разрешала своему другу Лютеру Григзу держать у нее во дворе это чудовище, громадный грузовик, Мэкки был на ее стороне. А если бы он отобрал у нее лестницу, как велела Норма, не лежала бы тетя Элнер сейчас в больнице.
Норма вдруг повернулась к мужу.
— Вот что я тебе скажу, Мэкки Уоррен: больше вам с тетей Элнер меня ни в чем не переубедить. Я же вас предупреждала, она уже старенькая, нельзя ей жить одной!
Мэкки не ответил. На этот раз Норма, пожалуй, права. Зря тетя Элнер полезла на лестницу.
Мэкки забегал к ней утром выпить кофе перед работой. Об инжире она ни словом не обмолвилась. Только спрашивала, приносят ли блохи пользу и какое место занимают в цепи питания. А теперь и Норма с ума сходит от ужаса, и сам он боится за Элнер. Только бы переломов не оказалось, иначе конца не будет упрекам.
Норма, вскинув руку, пощупала макушку:
— Боже! Я чувствую, как у меня волосы седеют все разом! Ну что, Мэкки, добился своего? Придется теперь Тотт вместо пары седых прядок красить мне всю голову.
И в довершение всех бед, когда до больницы оставалось минут десять езды, Мэкки решил свернуть на более короткую дорогу, и, разумеется, они застряли на железнодорожном переезде и ждали, пока пройдет товарный поезд. Норме так и хотелось закричать: «Говорила же я, езжай следом за „скорой“! Вот видишь, что получилось!» — но она прикусила язык. Криком делу не поможешь. У Мэкки на все один ответ: «Норма, нечего искать виноватого», и этот ответ всегда злит ее до крайности. Норма принялась за дыхательные упражнения, пытаясь совладать с кипевшим внутри гневом, и смотрела, как с грохотом проносятся мимо вагоны.
«Почему меня никто не слушает?» — удивлялась она безмолвно.
Линда тоже зря ее не послушалась. Говорила ей Норма не выходить замуж за парня, с которым та встречалась. Даже, как современная женщина, советовала просто пожить вместе, но Линда мечтала о шумной свадьбе, о медовом месяце… и чем дело кончилось? Таким же шумным разводом. «Почему меня никто не слушает? — вновь и вновь твердила про себя Норма. — Я ведь вовсе не помешана на своей непогрешимости, небольшое это удовольствие — быть правой. Правда, особенно о собственном муже, бывает ой какой горькой. Порой кажется, все бы на свете отдала, только бы ошибаться». Провожая глазами проносившийся мимо хвост поезда, Норма перебирала в памяти недавние события. В эти дни у нее сердце было не на месте, и теперь она старалась припомнить, не посещало ли ее предчувствие ужасного несчастья.
* * *
Наконец Норма сообразила: все началось в среду, когда она пришла в салон красоты к десяти тридцати, как обычно, — и с тех пор тревога не покидала ее. Что же послужило толчком? — гадала она. И стала припоминать то утро… Она сидела в кресле, а Тотт Вутен, вылитая японская макака, укладывала ей волосы и, протянув руку к пластмассовому подносу, уронила на пол бигуди.
— Вот чертовщина! — выругалась Тотт. — С самого утра все роняю. Знаешь, Норма, я вся как на иголках. После одиннадцатого сентября мир будто вверх тормашками перевернулся. Едва у меня жизнь наладилась, подлечила я нервы, вышла на работу, и тут — бац! — просыпаешься утром и узнаешь, что арабы нас ненавидят, а за что? Я за всю жизнь ни одного араба пальцем не тронула, а ты?
— И я… У меня и арабов-то знакомых нет, — подтвердила Норма.
— А потом выясняется, что весь мир против нас.
— Да уж. — Норма со вздохом протянула Тотт шпильку. — В голове не укладывается. Я-то думала, все нас любят.
— И я не пойму, хоть убей. За что нас ненавидеть — мы ведь хорошие? Если где-то в мире что-то случится, мы всегда присылаем деньги и помощь, ведь так?
