Кэти вернулась к себе в кабинет, схватила фотоаппарат и блокнот и устремилась в ту сторону, где умолкла сирена. На Первой Северной авеню Кэти увидела «скорую помощь» напротив дома Элнер Шимфизл. «Еще не хватало! — испугалась Кэти. — Неужели опять с лестницы свалилась?» Возле дома Элнер ей навстречу бросилась перепуганная Тотт:
— Плохо дело. Она свалилась с лестницы и потеряла сознание, а тут еще осы… Норма с ума сойдет. Мэкки только что вызвал ее сюда.
Начисто позабыв о статье, Кэти из журналистки превратилась просто в подругу Элнер и думала лишь о том, что делать, чем помочь? Позже, когда собралась толпа соседей и стало ясно, что помощь ее тут не понадобится, Кэти сделалось неловко за фотоаппарат. Чтобы никто не заподозрил, что она пришла из профессионального интереса, Кэти попросила Тотт позвонить, как только будут новости, и вернулась в редакцию. Она, ясное дело, волновалась, но не слишком: Элнер Шимфизл — старушка крепкая, с высоты падала уже не раз и оставалась жива и невредима. Кэти знала не понаслышке, что Элнер ладно скроена и крепко сшита.
Много лет назад, сразу после университета, Кэти преподавала в вечерней школе изустную историю, а Элнер Шимфизл посещала ее занятия с подругой, Ирен Гуднайт. Обе были блестящими студентками с интересными судьбами. Работа преподавателя научила Кэти, что нельзя о человеке судить по внешности. Скажем, с первого взгляда ни за что не догадаешься, что Ирен Гуднайт, тихая, скромная на вид бабушка шестерых внучат, звалась когда-то Ирен Туши Свет и вместе с подругой по команде, Тотт Ужасной, Левшой из Ада, три раза подряд выигрывала чемпионат штата Миссури по боулингу среди женщин. А про Элнер Шимфизл с виду не скажешь, что эта старушка на самом деле вынослива как вол.
На занятиях Кэти узнала от Элнер, что во времена Великой депрессии, когда ее муж Уилл заболел туберкулезом и больше двух лет был прикован к постели, она каждое утро вставала в четыре и в одиночку, с мулом и плугом, управлялась на ферме. Она пережила три урагана и одно из самых страшных наводнений в истории штата Миссури, ухаживала за мужем и выращивала урожай, которого хватало и им самим, и половине соседей. И что самое удивительное, Элнер вовсе не считала это подвигом. «Кто-то же должен был работать», — повторяла она.
Кэти, сколько себя помнила, всегда хотела стать писательницей, даже великий роман об американской жизни создать мечтала, но, проработав пару семестров преподавателем, оставила эту затею и ушла в журналистику. Девизом ее стало «Что толку писать романы? И что толку их читать?». Возьмите любого старика или старушку за шестьдесят — и вот вам история поинтересней всякого романа, ни один писатель такого не выдумает! Значит, не стоит и пытаться.
Нет, только не этот халат!
08:51
Когда Норма добралась на другой конец города, где жила тетя Элнер, «скорая» стояла во дворе. Подоспела Норма в последнюю минуту: тетю Элнер — как назло, в старом коричневом халате в клетку, который ей давным-давно велено было отправить на помойку, — уже ввозили на каталке в машину. Норма, схватив в охапку документы и сумку с необходимыми вещами, кинулась к тете Элнер, но двери захлопнулись у нее перед носом, и «скорая» сорвалась с места. Норма села в машину к Мэкки, и они пустились вдогонку. Больница Канзас-Сити была в сорока пяти минутах езды. Не на шутку обеспокоенный Мэкки почти всю дорогу молчал, лишь изредка вздыхая:
— Все будет хорошо, Норма, пусть ее осмотрят как следует и убедятся, что нет переломов.
Норма его совсем не слушала и говорила без умолку:
— Отчего мне не разрешили с ней поехать, я ведь ее ближайшая родственница, я должна быть рядом, она, наверное, ни жива ни мертва от страха, и почему на ней это старье? Этому халату лет двадцать, трещит по швам. Я ведь ей на прошлой неделе купила новый. Если ее увидят в больнице в этом тряпье, решат, что мы голь перекатная, — почему она всегда одета как нищенка? Говорила я ей: «Тетя Элнер, дядя Уилл вам оставил кучу денег, что ж вы ходите по двору в обносках?» — да разве она меня слушает? Нет… а теперь этого еще не хватало. — Норма вздохнула. — Надо было сжечь его, и дело с концом. Не дай бог, у нее сломана нога. Просила же я ее к нам переехать, а она ни в какую. Живет одна-одинешенька, да еще и дверей не запирает. Пришла я к ней как-то вечером, думала оставить лекарственные свечи на крыльце, а у нее дверь нараспашку. Я и говорю: «Тетя Элнер, если вас задушит во сне маньяк, не вздумайте бежать ко мне жаловаться».
