— Вот-вот, — с удовлетворением сказал инспектор Хутиэли, — моя реакция была ровно такой же. — Хан утверждает, что причина смерти — обширный инфаркт, практически мгновенная остановка сердца.
— Вы сказали, что Шрайман был здесь, когда Вунштейн умер? — спросил Беркович.
— Хочешь с ним поговорить? Я уже имел это удовольствие, но, может быть, тебе удастся вытянуть из него больше подробностей? Шрайман в спальне, я просил его подождать.
Биржевому маклеру на вид было лет тридцать, он сидел на краешке кровати и читал по-английски толстый журнал.
— Еще один полицейский? — удивился он, увидев Берковича. — Если вы здесь главный, то, надеюсь, распорядитесь, чтобы меня наконец отпустили?
— Расскажите о том, что произошло, — попросил Беркович.
— Да я уже дважды все это рассказывал… Ну хорошо, вы лично еще не слышали. Пожалуйста. Позавчера я позвонил Вунштейну и попросил заняться моим иском против компании «Вудмар», они хотят накрыть меня на пятьдесят тысяч шекелей…
— Почему вы обратились к Вунштейну? Были знакомы раньше?
— Нет, мы не были знакомы, телефон я нашел в справочнике. Договорились встретиться здесь и обсудить детали.
— Почему не в офисе Вунштейна?
— Вы меня спрашиваете, инспектор? Он пригласил меня сюда, причем в субботу, потому что, по его словам, вся неделя у него расписана по минутам. Я приехал к пяти вечера, Вунштейн провел меня в салон, мы начали говорить, и вдруг лицо его побагровело, глаза выкатились, он начал хрипеть…
— Что, по-вашему, могло быть причиной? Он что-то увидел или услышал?
— Что он мог увидеть или услышать такого, чего не видел и не слышал я? Мы просто разговаривали и вдруг… Я сразу вызвал «скорую».
Беркович задал еще несколько вопросов, внимательно выслушал ответы и вернулся в салон к инспектору Хутиэли.
— Темнит, — сказал он.
— Ты тоже пришел к такому выводу? — оживился Хутиэли. — Я уверен: Шрайман что-то сказал Вунштейну или предъявил какие-то документы… не знаю, что между ними произошло, но он напугал хозяина до смерти.
— Бумаги, которые они просматривали…
— Перед тобой на столе. Ничего особенного.
— Вунштейн не принимал посетителей на вилле, — задумчиво произнес Беркович. — Почему для Шраймана он сделал исключение?
— И я о том же подумал.
— Шантаж?
— Чем Шрайман мог шантажировать Вунштейна? В бумагах — можешь убедиться сам — нет ничего важного. Фотографий при Шраймане тоже не оказалось.
— Возможно, он не принес их с собой и только объявил Вунштейну, что имеет компромат…
— А тот сразу отдал концы от испуга?
— Да, это фантастика. Но все-таки надо бы обыскать квартиру Шраймана — возможно, удастся найти улики.
— Под каким предлогом?
— Я понимаю, что предлога нет, просто рассуждаю вслух. Шрайман утверждает, что не был прежде знаком с Вунштейном и нашел его имя в телефонной книге. Это тоже выглядит сомнительно.
— Сомнений много, доказательств никаких, — констатировал Хутиэли. — Теперь понимаешь, почему я прервал твой вечерний отдых?
— И правильно сделали, — решительно заявил Беркович. — Каким еще образом Шрайман мог напугать адвоката до смерти? Рассказал что-то из его прошлого?
— От рассказов еще никто не умирал, — буркнул Хутиэли. — Даже если в прошлом адвоката было что-то ужасное, он все равно потребовал бы доказательств.
— Значит, — задумчиво произнес Беркович, — остается только один вариант.
— Какой? — заинтересованно спросил Хутиэли.
— Сейчас… — пробормотал Беркович и направился в ванную комнату. Здесь он с удовлетворением взял в руки скомканное влажное полотенце, лежавшее на полу под раковиной, потом обратил внимание на грязный ватный тампон в мусорном бачке. Полотенце и тампон Беркович положил в полиэтиленовый пакет и обернулся к следившему за его действиями инспектору Хутиэли.
— Это доказательства, — объяснил он. — У Шраймана не было времени их уничтожить, «скорая» приехала слишком быстро.
— Доказательства чего? — нахмурился Хутиэли.
— Пойдемте, — предложил Беркович и направился в спальню, где Шрайман все еще сидел на краешке кровати, но уже не читал журнал, а хмуро смотрел в пол.
— У вас был брат? — спросил Беркович, и оба полицейских поразились неожиданной реакции — биржевой маклер вскочил на ноги, ладони непроизвольно сжались в кулаки.