Впереди меня, подоткнув платье с одного бока, шла Хильд. На плече она несла жерди для сушки снопов. Мы тоже тащили жерди — относить их на поле входило в обязанности жнецов. Когда придет отец, жерди должны быть уже там. Хильд несла много жердей. Не долго думая, она схватила целую охапку — сильная, молодая.
И Улав нагрузил на себя столько, что я ахнул. В жизни не видал Улава с такой ношей.
— Ишь какие мы сегодня молодцы, — осмелился я съехидничать.
Он сделал вид, что не слышит. Просто взвалил на себя груду жердей и пошел впереди Хильд. Взрослый мужчина. Я приготовил язвительную усмешку на тот случай, если он оглянется. Но он не оглянулся.
Отец придет на поле потом, когда мы навяжем достаточно снопов. Пока что нас будет только трое. Я сразу увидел — ячмень желтый, зрелый, он удался на славу.
Мы начали жать. Со свежими силами работалось легко. И спина гнулась послушно. Но мы знали, что это ненадолго. Скоро нам станет тяжело.
Хильд…
Жала она ловко. И я как будто уже знал об этом. И о том, что она существует и придет к нам в усадьбу. Но все-таки не переставал удивляться.
Улав обернулся к ней.
— Наточить тебе серп? — спросил он.
— Если можно, — благодарно ответила она и пошла к нему со своим серпом.
Как это я сам не сообразил? Вполне мог бы сообразить. А теперь оставалось только смотреть со стороны. Улав точил долго. Точить он умел, а сейчас прямо-таки вкладывал в это дело всю душу. Улав был на год старше меня, он стал совершеннолетним еще в прошлом году, но ведь это еще не причина так себя вести! Я разозлился, забыл об осторожности и порезал палец. Нужно было завязать порез. Я мог попросить Хильд, и она сделала бы это, но, пустив в ход зубы, я справился сам.
До завтрака было еще далеко, когда Улав сказал:
— Давайте передохнем.
Хильд приветливо глянула на него.
Мы уселись на своих снопах. Вокруг, насколько хватал глаз, колыхался ячмень. Если сидеть тихо, можно было услышать, как шуршат колосья.
Улав начал что-то напевать. У него хороший голос, он часто поет, когда мы бываем одни в лесу или где-нибудь еще. Там он поет громко, не стесняясь. Сейчас он пел еле слышно, словно сам того не замечая. Перестав, Улав спросил:
— Как серп, хорошо режет?
— Да, — ответила Хильд.
— Давай его сюда, я подточу.
— Пожалуйста, — благодарно, как и в первый раз, сказала она. Повернувшись, Хильд потянулась, чтобы передать Улаву серп.
Это движение по-новому показало, как она красиво сложена. Хорошо еще, что мне разрешалось хотя бы смотреть на нее.
Мы снова принялись жать — и жали до завтрака. На поле, на стерне, лежало уже множество снопов. Ячмень был желтый и зрелый. Мы пошли домой поесть и отдохнуть.
— Ну что? — спросил отец.
— Работа для тебя есть, можешь приходить, — ответил я. Мать еще раз оглядела Хильд.
Снова мы жали, изнывая от зноя, до самого обеда. Работать в наклон было уже трудно. Спина напоминала о себе, и устали ноги.
Отец тоже пришел на поле, поставил первые жерди. И веером раскрывались на них снопы, обращенные к солнцу.
Прямо передо мной жала Хильд. Я видел пот, выступивший у нее на лице, видел ее горячую шею, покрытую словно капельками росы. Как ей жарко, думал я, как хочется ей прохлады, как мечтает она окунуться в речную заводь. Спина у нее устала, и красивые руки под рукавами платья устали. Когда она наклонялась, я услышал короткий вздох. Этот тихий вздох не предназначался ни для чьих ушей, но я уловил его, и мне показалось, что на всем свете нет ничего милее.
— Как дела, Хильд? — раздалось позади меня.
Отец стоял с ломом в руках, собираясь воткнуть еще одну жердь. Отец был высокий, седой, крепкий.
— Да ничего, — спокойно ответила она.
— Ну что же, можно пойти пообедать, — продолжал он.
Как только отец заговорил, я отвернулся. И зло уставился в пространство, как будто что-то там видел.
— А чисто ты жнешь, Хильд, колосков за тобой не остается, — заметил отец.
Она была так молода, что покраснела от похвалы хозяина. Доверчиво улыбнулась ему и стала еще красивее.
Мы с Улавом переглянулись. Конечно, после нас остается порядочно колосков, ведь мы торопимся и жнем как одержимые и у нас нет времени их подбирать. На миг мы забыли свою вражду из-за девушки и объединились против отца и этой Хильд, заработавшей похвалу за наш счет.
