Господин Шольтес считал, что центральный орган социал-демократической партии и профсоюзов — лучшая газета в столице.
Адольф не спорил с ним, хотя с большим удовольствием он работал бы в полуофициальном правительственном органе. Дядя Краус в этом очень мало понимал и считал Адольфа гением.
И вот наконец сенсация Адольфа пришла. Она пришла в прекрасный предосенний день, с грохотом пушек, ружейной трескотней, манифестациями. Длинные солдатские поезда, стоны раненых, рев оркестров, беженцы, пленные, кровь, слезы — все завертелось, как в калейдоскопе.
С бешеной быстротой сменялись события.
Господина редактора срочно вызвали в партийный комитет. Там шли непрерывно переговоры с берлинскими товарищами: какую позицию занять в случае катастрофы?
Собрался парламент — выступил граф Тисса. В Вене Отто Бауэр угрожал разоблачить всю дипломатическую вакханалию зачинщиков войны. В Париже убили Жореса.
Адольфа трясла лихорадка. Он не понимал, почему так взволнован господин главный редактор и чем так поражены товарищи сотрудники.
Никто в эти дни не мог писать толком. Газеты выходили, не имея определенных позиций. В редакции ждали чего-то до поздней ночи. В конце концов пришла весть о вручении ультиматума…
«Погоди, погоди, сволочь Сербия».
В редакции никогда столько не спорили. Некоторые угрожали покинуть работу, другие предлагали призвать рабочих к забастовке во всей стране, как это было где-то и когда-то решено.
Заведующий отделом, такой большой человек, обнял Адольфа и печально назвал его товарищем. Сказал:
— Надо сплотиться всем честным людям против коронованных безумцев.
Заведующий отделом в этот вечер убежал в кафе, не дописав статьи, и не вернулся в редакцию. Адольф сделал весь отдел. Он работал за всех.
Потом вмешались в спор русские. Царь решился защищать Сербию. Отто Бауэра кто-то вызвал в Бург и долго и вразумительно говорил с ним о судьбе империи. Англичане молчали. Кайзер Вильгельм говорил по телефону с графом Тиссой.
В эти дни товарищ Шольтес прилагал все усилия, чтобы поймать Адольфа дома. Его мучило любопытство: что делается в редакции, что делается в партийном комитете? Наконец, Шольтес поймал журналиста поздней ночью. Он сказал Адольфу:
— Товарищ, только одно слово, и забастовка будет грандиознее, чем в двенадцатом году. К черту войну, к черту Тиссу! Что это? Из-за какого-то эрцгерцога кровь проливать? Дудки!..
Адольф был за забастовку. Во время забастовки можно крепко заработать. А война?.. Вот этого он еще не пробовал.
И вдруг все разрешилось. Парламент голосовал за войну. Германские товарищи тоже голосовали за войну. Бауэр так и не разоблачил дипломатической вакханалии.
Заведующий отделом вернулся из кафе. О забастовке больше не говорили. И. хотя некоторые сотрудники действительно покинули редакцию в ту же ночь, война все нее началась.
Всеобщая мобилизация, проводы, речи, музыка.
Адольф бегал с одного вокзала на другой, интервьюировал отправляемых на фронт, приставал к начальникам поездов Красного Креста и написал об этом пространный фельетон.
Он как-то невзначай передал его заведующему отделом.
Заведующий отделом прочел эти корявые строки, улыбнулся и сказал Адольфу:
— Пойдет!
В ту ночь Адольф долго не возвращался домой — ждал выхода номера.
Старик Краус дрожащим голосом прочел статью соседям. Господин Шольтес просмотрел статью и небрежно заметил:
— Довольно беззубая.
На следующий день главный редактор вызвал к себе заведующего отделом вместе с Адольфом.
— Как можно так писать? — спросил он возмущенно, тыча пальцем в последний номер газеты и механически повторил все упреки, брошенные ему в отделе пропаганды военного министерства.
— О войне можно писать только оптимистически, статьи должны звучать бодро, как дробь маленького барабанщика, ведущего своих товарищей на штурм. Вот какова задача журналиста во время грозных дней войны. Чтобы у меня в газете больше такой пакости не повторялось!
Заведующий отделом начал было: — Мы, социалисты…
— Бросьте, бросьте, мой друг! Против кого вы идете? Партийный комитет решил вопрос. Наконец парламент голосовал, наши голосовали, и германские товарищи подняли руки «за».
