— Словом, предали все? — спросил заведующий отделом и побледнел. — Пролетариат — увидите, — пролетариат найдет свои пути без нас.
Адольф стоял перед редактором и дрожал. Он понимал, что господин редактор не спорит с заведующим отделом. У него вдруг заблестели глаза, он вытянулся и спросил:
— Разрешите, господин редактор, я вам принесу завтра свою статью, лично вам… лично принесу, можно?
— Такую, как эта? — спросил главный редактор с брезгливой выпяченной губой.
— Нет, нет, господин редактор, именно такую, как вы говорите… Впечатления маленького барабанщика!
— Принесите, — сказал главный редактор и улыбнулся, — я в этом сейчас нуждаюсь. Наши сотрудники, то есть некоторые из них, никак не хотят понять, что на это время надо отложить в сторону всякую классовую борьбу.
Заведующий отделом молча вышел из кабинета.
Адольф попятился к двери и исчез. Он зашел в кафе, пробрался к самому дальнему столику и, не глядя ни на кого, не поднимая головы, написал подряд три маленькие статьи. В них говорилось о войне: о штыковой атаке, о трусости врага, о благородстве наших солдат, об их героизме.
В одной из них раненый рассказывал о своих легендарных похождениях на фронте, в другой — галицийская беженка говорила о варварстве русских казаков, а третья статья призывала всех, всех идти на фронт, потому что эта война — война за цивилизацию, против диких Балкан, против страшных русских, война всех культурных людей против варварства.
Статьи были горячие. Адольф подписался «Маленький барабанщик» и только тогда придвинул к себе совершенно остывший кофе.
В кафе спорили господа писатели и журналисты. Одни говорили, что о войне надо писать правду, и это будет страшным разоблачением; другие говорили, что вовсе не надо ничего писать; третьи предлагали писать, но с энтузиазмом.
Адольф хитро улыбался. У него в кармане были три статьи, и он в первый раз почувствовал себя выше этих умных людей.
Он прибежал к главному редактору. Главный редактор принял его сейчас же. Он прочел от строки до строки все три статьи, просиял и, встав, протянул Адольфу руку.
— Браво, мой друг, это пойдет. Очень, очень мило, маленький барабанщик! И еще раз браво!
С этого дня фельетоны «Маленького барабанщика» шли подвалами на второй странице. Один был удачнее другого.
Это была щедрая жатва. Адольф преобразился. Он приоделся, во рту заблестели золотые зубы, и на лице утвердилась наглая улыбка. Он ухватился за свою сенсацию и действовал не зевая. Некоторые из испытанных журналистов начали признавать его талант. Другие, скептики, задавали ему ехидные вопросы: «Как вы это делаете, маэстро? Ведь вы еще пороха не нюхали?»
Заведующего отделом на третьей неделе войны мобилизовали — он был запасный пехотный офицер.
А фельетоны «Маленького барабанщика» были наивны. Они не говорили ни о крови, ни о смерти. Они говорили о войне как о блестящем параде и сплошном героизме. Героями были бравые офицеры, проделавшие неслыханные подвиги, «красные дьяволы» (венгерские гусары). В фельетонах рассказывалось о грохочущих пушках, о мерцающих звездах, о буйных ветрах и горящих ночных кострах.
Господин Шольтес страшно обидел дядю Крауса: он назвал Адольфа самым последним подстрекателем, конъюнктурщиком и предателем. Господин Шольтес отказался подписываться дальше на центральный орган партийного комитета и профсоюзов. Но редакция получала письма сотнями. Многие из молодых читателей поздравляли «Маленького барабанщика» и сообщали, что под влиянием его статей они добровольно идут на фронт.
Сами журналисты начали признавать, что о войне надо писать именно так, как пишет «Маленький барабанщик». Некоторые из корреспондентов поехали на фронт, то есть в генштабквартиру и прямо оттуда посылали военные фельетоны своим газетам.
Конечно, эти фельетоны были куда удачнее фельетонов Адольфа. Но «Маленький барабанщик» первым ударил в барабан, и карьера его была сделана.
Сестру Беллу он устроил в кабаре, в хор. Квартиру стариков он обставил новой удобной мебелью, а для себя сиял номер в гостинице. Все шло своим чередом. Но не успела еще схлынуть первая волна войны, как «Маленького барабанщика» настиг розовый мобилизационный листок. Журналист не испугался — ведь он с самого детства страдал грыжей, он близорукий, маленького роста, хиленький, и, кроме того, он же «Маленький барабанщик». Он даже не поверил, когда врач сказал: «Годен».
